Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера

Когда потом Башевиса-Зингера спросили, что он чувствовал в те мгновения, писатель ответил, что ему в какой-то момент показалось, что миллионы погибших в Катастрофе говоривших на идиш евреев стоят за его спиной, и он вдруг начинает растворяться среди них, ощущая себя лишь крохотной клеточкой огромного еврейского народа, и это не ему, а всей культуре европейского еврейства воздаются такие почести. Но в следующее мгновение его сердце вдруг сжалось от боли — для полноты счастья ему не хватало, чтобы рядом с ним, на этой сцене, стоял его брат Исраэль-Иешуа Зингер.

После вручения дипломов и памятных медалей лауреатов, согласно правилам церемонии, ее участники направились в старую ратушу Стокгольма на банкет в честь лауреатов, в котором принимало участие 1200 человек. Лауреаты Нобелевской премии шли в этой процессии за королевской четой, под руку с кем-то из членов королевской фамилии. Профессору Капице досталось вести под руку вдовствующую королеву-мать, а вот Башевису-Зингеру волею судьбы в качестве спутницы была назначена юная сестра короля принцесса Кристина.

Обычно марш лауреатов из концертного зала в ратушу проходит в чопорном молчании, однако тогда, в 1978 году, и эта традиция была нарушена — неожиданно тишину прервал громкий, заливистый смех принцессы. Девушка попыталась вернуть себе обычное выражение лица, но через мгновение начинала снова почти неприлично хохотать — видимо, смеясь над какой-то шуткой, отпущенной Зингером по поводу этого чинного шествия.

— Что ты ей такого сказал, что она просто умирала от смеха? — спросил потом отца Исраэль Замир.

— Гм… А с каких это пор ты стал вмешиваться в мои отношения с женщинами?! — ответил Башевис-Зингер.

Во время банкета в ратуше каждый лауреат должен был выступить с трехминутным спичем — разумеется, тоже очень чопорным и серьезным. Однако Зингер вновь не пожелал следовать установленным традициям — его спич трудно было назвать официальным.

«Время от времени меня спрашивают, почему я пишу на умирающем языке, — сказал он. — Но ведь я люблю писать о призраках, а на каком же языке лучше всего писать о них, как не на умирающем? Чем больше агонизирует язык, тем более живым он становится для мертвецов и призраков. Призраки любят идиш, и, насколько мне известно, все они, как один, умеют говорить на этом языке. Кроме того, что я верю в демонов и призраков, я еще верю и воскрешение мертвых. И я уверен, что когда придет этот день, и миллионы евреев, говоривших на идиш, встанут из своих могил, одним из первых вопросов, который они зададут, будет: «А есть что-нибудь новенькое почитать на идиш?!»…»

Все присутствующие в зале заулыбались, хотя, думается, Башевис-Зингер был в тот момент серьезен, как никогда.

И уже после окончания этого банкета крайне узкий круг гостей пригласили в бальный зал на аудиенцию с королем. Каждый из лауреатов мог выбрать лишь немногих из своих друзей, которые сопровождали бы его на эту беседу с монархом, и Башевис-Зингер пожелал, чтобы рядом с ним в эти минуты находился его сын Исраэль Замир. Вот как Замир вспоминает о встрече Башевиса-Зингера с королем Швеции Густавом XVI:

«Подошла наша очередь. Отец сделал шаг, и я вслед за ним. Возникла неприличная пауза.

В самом деле, о чем говорят с королем? Но и король тоже выглядел смущенным. Что королю до литературы на идише?! Отец пришел в себя первым.

Отец: «Ваше величество, я счастлив находиться здесь…»

Король: «Ну да, конечно…»

Отец: «Трудно поверить, что я все это вижу собственными глазами…»

Король: «Ну да, конечно…»

В этот момент секретарь, стоящий позади короля и шепотом представляющий ему присутствующих, а также подсказывающий нужные вопросы, напомнил монарху обо мне.

Король: «Я слышал, что вы и ваш сын не встречались друг с другом двадцать лет. Ну, это очень интересно…»

Отец: «О да, но это было давно…»

Король: «Мне рассказали, что вы оба написали новеллы об этой встрече…»

Я: «Вышла книга «Ключ», и там эти два рассказа встречаются друг с другом…»

Отец: «Я снова не дал сыну рассказать историю вместо меня…»

Король: «Ну да, конечно…» — и снова молчание.