Председатель Совмина выглядел по-прежнему открытым и искренним, но в глубине глаз плясали некие неуловимые чертики. Ясен перец, больше, чем можно говорить, Маленков не скажет – а вот если он, Павел, сделает из его слов свои выводы и выводы эти ему сообщит, то может получиться интересно…
– Кого же, по вашему мнению, хотел пугнуть Абакумов? – спросил Маленков.
– По-видимому, Кузнецова. Если, допустим, они с товарищем Ждановым друг друга недолюбливали и в день смерти Кузнецов к нему приехал, то это подозрительно…
– Не просто недолюбливали, – заулыбался Маленков. – И не один он приехал, а с Вознесенским и с первым секретарем Ленинградского обкома Попковым. И не только были там, а присутствовали на вскрытии тела, разбирали и опечатывали бумаги товарища Жданова, чтобы отправить их в Москву.
– Ну вот, видите… Тимашук, обращаясь к Кузнецову, рассказывала о том, первом своем письме, адресованном Власику?
– Конечно. Она изложила всю историю, от начала до конца.
– То есть Кузнецов понял, что у МГБ есть повод начать расследование смерти товарища Жданова. А если бы оно началось, то ко всем этим фактам было бы привлечено внимание…
– Абакумова, – закончил фразу Предсовмина. – Тут надо понимать, кто это такой. Вы о нем что-нибудь знаете?
– Откуда? – пожал плечами Павел. – Я совсем из другого ведомства.
– Ну так вот, чтоб вы знали, – Маленков засмеялся. – Министр госбезопасности Абакумов имел хватку бульдога и привычку всегда идти напролом. Если кто попался ему на зуб – не выпустит, если чего решил – сделает, если что-то мешает – снесет, не глядя. Угрожать, подкупать, договариваться с ним было бесполезно, и об этом все знали. Он, как хороший пес, признавал только одного хозяина – Сталина, да еще против Лаврентия не шел. Пользуясь вашими любимыми военными сравнениями, Абакумову переть против Берии было все равно что «тридцатьчетверке» таранить КВ-2.[92]
Но Лаврентий заступался только за своих, а Кузнецов ему своим не был… Да, интересные вы мысли высказываете. И с какой целью, по вашему мнению, Абакумов мог пугать Кузнецова?– Заставить его занервничать, потом активизировать агентурную разработку…
– Не годится, – усмехнулся Маленков. – Агентурную разработку человека такого уровня он не мог проводить без санкции Политбюро – но тогда в ней нет смысла, поскольку почти наверняка произошла бы утечка информации, и объект стал бы очень осторожен. А если бы каким-то образом узнали, что госбезопасность разрабатывает секретаря ЦК без санкции – вот тогда уж точно Абакумову бы мало не показалось. Конечно, товарищ Сталин мог и сам отдать такой приказ – но для этого должны были существовать очень серьезные основания.
– Так для того и пугают, чтобы эти основания появились! – засмеялся Павел. – Если человек ни в чем не повинен, он пожмет плечами, примет меры по письму и забудет о нем. А вот если он замешан в каких-то темных делах, то ему сразу начнет казаться: мол, все это не просто так, его, наверное, разрабатывают, – он занервничает, станет суетиться, почти наверняка попытается посоветоваться со своими подельниками. Мы так часто делали на Украине: пугнем подозреваемых и смотрим, что получится. Мало кто из действительно виновных выдерживал такую проверку, только самые тертые и опытные звери, остальные попадались. Тем более если организация по всей стране – в этом случае проследить совсем просто: смотри, куда он ездит, кто к нему ездит…
– Так-так-так… – азартно подался вперед Маленков. – Теперь понимаю вашу кухню… Умно придумано. И смотрите, какое удивительное произошло совпадение! Спустя четыре месяца после этой истории с письмом, в самом начале сорок девятого года, в Ленинграде состоялось очень странное мероприятие. Предсовмина РСФСР Родионов без разрешения товарища Сталина, втихую, уведомив только бюро Совмина, провел в Ленинграде всероссийскую оптовую ярмарку. На редкость нелепо все у них получилось, бессмысленно, разорительно, убытков на четыре миллиарда. Когда Родионова спрашивали, зачем он это сделал, он ничего вразумительного так и не ответил. И, в общем-то, никакого толку от этой ярмарки не было, кроме одного: на нее собрались крупные руководители со всей страны.
– Ага, – улыбнулся Павел. – Знакомо.