Последний человек

Она обернулась ко мне. Суровая, непреклонная, деспотичная женщина обратила ко мне смягчившийся взор и сказала:

— Если наша любимая, наш ангел слышит нас сейчас, ее порадует, что я воздаю тебе справедливость, хотя и запоздалую. Ты был достоин ее, и я от души радуюсь, что ты отвоевал ее у меня. Прости мне, сын мой, многие обиды, которые я тебе нанесла. Забудь мои злые слова и жестокое обращение. Прими меня и поступай со мной, как тебе будет угодно.

Я воспользовался этой минутой смирения, чтобы предложить уйти из часовни.

— Прежде всего, — сказала она, — мы должны уложить на место плиты пола над склепом.

Мы подошли к отверстию.

— Может быть, взглянем на нее еще раз? — спросил я.

— Не могу, — ответила она. — И тебя прошу не делать этого. К чему нам терзаться, глядя на ее телесную оболочку, когда дух ее живет в наших сердцах, а несравненная красота так глубоко в них запечатлелась, что всегда будет перед нами, бодрствуем мы или спим.

На несколько мгновений мы в торжественном молчании склонились над входом в подземелье. Я мысленно посвятил свою будущую жизнь служению дорогой памяти. Я поклялся до последнего своего дня заботиться о брате и ребенке Айдрис. Эта безмолвная молитва была прервана судорожными рыданиями моей спутницы. Я подтащил к отверстию снятые нами плиты и закрыл пропасть, где покоилась жизнь моей жизни. Затем, поддерживая свою дряхлую спутницу, я медленно вышел из часовни. Выйдя оттуда, я чувствовал, что покинул блаженный приют для мрачной пустыни, для каменистого пути моего безрадостного и безнадежного паломничества.

Глава четвертая

Сопровождавшим нас людям было поручено приготовить ночлег на постоялом дворе напротив подъема, ведущего к замку. Мы чувствовали, что не можем вновь побывать в залах и комнатах нашего дома словно простые посетители. Мы уже навсегда простились с Виндзором, его рощами, цветущими живыми изгородями и говорливыми ручьями, со всем, что так живо воплощало нашу любовь к родной стране и нашу почти суеверную привязанность к ней. Прежде чем отправиться на ночлег, мы с Айдрис намеревались посетить Люси в Датчете и успокоить ее, обещая помощь и покровительство.

Спускаясь с графиней Виндзорской с крутого холма, на котором стоит замок, мы увидели возле постоялого двора фургон, привезший детей. Они, значит, проехали Датчет не останавливаясь. Я боялся встречи с ними, когда придется сообщить страшную весть. Пока в суете приезда они еще не заметили меня, я поспешил при лунном свете по знакомой дороге в Датчет.

Дорога была в самом деле хорошо мне знакома. Я узнавал каждый домик и каждое дерево. Каждый поворот дороги и каждый предмет на ней запечатлелись в моей памяти. Почти сразу за Малым парком был вяз, лет десять назад наполовину сломанный бурей; он еще простирал свои ветви, сгибавшиеся под снегом, над тропой, которая вилась по лугу вдоль мелководного ручья. Сейчас ручей молчал, скованный стужей. А вот изгородь, вот белые ворота, вот дуб, когда-то бывший частью леса, с большим дуплом, черневшим теперь в лунном свете. Причудливые очертания этого дерева в сумерках можно было принять за человеческую фигуру, из-за чего дети прозвали его Фальстафом²⁹³. Все эти предметы были так же знакомы мне, как остывший очаг в моем опустевшем доме; как замшелая стена огорода и все его грядки, которые постороннему человеку показались бы столь же одинаковыми, как ягнята-двойняшки, а для моих привычных глаз имели каждая свои отличия и названия.

Англия была мертва, но Англия осталась. То, что я видел, было призраком старой веселой Англии; под ее зеленой сенью много поколений прожило в безопасности и покое. Я с болью души узнавал знакомые места; к этому примешивалось чувство, испытанное всеми и никому не понятное, — будто когда-то, не во сне, а в некой прошлой жизни, я видел все, что созерцал ныне, и с теми же чувствами; словно все эти чувства были отражением чего-то уже происходившего. Чтобы избавиться от этого тягостного ощущения, я представил себе перемены, какие могли бы произойти в этом тихом уголке; но это лишь усилило мою тоску, ибо обращало внимание именно на предметы, причинявшие мне боль.

Я приехал в Датчет, к скромному жилищу Люси. Когда-то по субботам оно бывало шумным, но воскресным утром — неизменно тихим и чистым, всем своим видом свидетельствуя о трудолюбии и опрятности хозяйки. Сейчас порог его был занесен снегом, который, должно быть, не убирали уже много дней.

— «Что за убийство разыграет Росций? ²⁹⁴ — пробормотал я, глядя на темные окна.