Последний человек

Я поднял верх кабриолета и завесил его мантильей, чтобы оградить бедную страдалицу от мокрого снега. Она прислонилась ко мне, с каждой минутой становясь все слабее; сперва она ласково благодарила меня за ободряющие слова, но затем умолкла. Голова ее тяжело опустилась мне на плечо, и только неровное дыхание и частые вздохи указывали, что она жива. Я подумал было остановиться, поставить кабриолет задком к ветру и дожидаться утра. Но ветер дул пронизывающий, бедная Айдрис временами вздрагивала, и сам я порядком озяб. Останавливаться было опасно. Наконец она как будто заснула — роковым сном, какой навевает мороз. И тут я разглядел совсем близко от нас темные очертания какого-то дома.

— Милая, — сказал я, — потерпи минуту, и у нас будет крыша над головой; сейчас мы остановимся, и я открою дверь этого благословенного приюта.

Говоря так, я был преисполнен восторга и благодарности. Я усадил Айдрис поудобнее, выскочил из экипажа и пробрался по снегу к двери дома. Она оказалась открыта. Со мною было все нужное для того, чтобы высечь огонь. При свете его я увидел уюггную комнату и вязанку дров в углу. Все было в порядке, и только на порог через полуотворенную дверь намело много снега. Я вернулся к экипажу; внезапный переход от света во тьму на миг ослепил меня. А когда я снова стал различать окружающее… О Создатель этого грешного мира! О Владычица Смерть! Я не стану нарушать безмолвие твоего царства и не прерву свой рассказ бесполезными восклицаниями ужаса. Я увидел Айдрис; она упала с сиденья; голова ее с длинными распущенными волосами и одна рука свисали с края экипажа. Цепенея от ужаса, я поднял ее; сердце Айдрис не билось, и даже слабое дыхание не вылетало из бледных уст.

Я внес ее в дом и положил на кровать. Разведя огонь в камине, я растирал коченевшие руки и ноги Айдрис и два долгах часа пытался вернуть ее к жизни. Когда надежда была так же мертва, как моя любимая, я дрожащими руками закрыл ей остекленевшие очи. Что делать дальше, я знал. Во время моей болезни заботы о погребении нашего милого Альфреда взяла на себя его бабушка, бывшая королева. Верная родовой гордости, она велела доставить его в Виндзор и положить в фамильный склеп в часовне Святого Георгия²⁰⁸. Сейчас мне также необходимо было спешить в Виндзор, чтобы успокоить Клару, в тревоге ожидавшую нас. Но я хотел избавить ее от потрясения при виде безжизненного тела Айдрис у меня на руках и решил сперва положить любимую в склеп, рядом с ее ребенком, а уж потом появиться перед бедными детьми, которые меня ждали.

Я зажег фонари экипажа, укутал Айдрис мехами, положил ее вдоль сиденья, потом взял вожжи, и лошадь тронулась. Мы поехали по дороге, занесенной снегом; снег все еще падал: его хлопья яростно хлестали меня по лицу и ослепляли. Но сердитое ненастье и ледяные стрелы мороза, впивавшиеся в мое тело, несли мне облегчение, притупляя душевные страдания. Я едва держал вожжи; лошадь кое-как плелась, а мне хотелось прижаться головой к холодному лику моего отлетевшего ангела и отдаться во власть усыпляющей стужи. Но я не мог оставить ее на растерзание хищным птицам и должен был, как уже решил, положил* тело в склеп предков, где милосердный Господь, быть может, даст упокоиться и мне.