Последний человек

Скромное жилище Пердиты находилось на краю старой части леса; перед ним, далеко на восток, простирался вересковый луг Бишопгейт, на западе граничивший с рощей, которая окружала озеро Вирджиния Уотер⁴⁰. Домик стоял в тени почтенных отцов леса, куда приходили пастись олени. Эти деревья, дуплистые, большей частью искривленные, составляли причудливые группы, резко отличавшиеся от правильной красоты молодых насаждений, которые, казалось, готовы были бесстрашно встретить будущие времена, тогда как отставшие от их строя старцы, изломанные, опаленные грозами, жались друг к другу, скрипя под ветром иссохшими ветвями⁴¹.

Низенький дом за легкой оградой словно смирялся перед величием природы и окружающих остатков давних времен. Цветы, эти детища весны, украшали и сад и подоконники; при всей скромности, все здесь говорило об изящном вкусе обитательницы. С бьющимся сердцем ступил я за ограду; стоя у входа в дом, я услышал голос Пердиты, мелодичный, как прежде, и, еще не увидев сестру, убедился в ее благополучии.

Мгновение — и в дверях появилась Пердита; она стояла передо мной во всей своей юной красоте, та же и вместе с тем иная, чем девочка с гор, которую я оставил, уезжая. Глаза ее были столь же глубокими, что и в детстве, а черты столь же выразительными, но лицо стало иным: в нем сказывался более развит той ум. Ее улыбка выдавала самую нежную чувствительность, а тихий, мелодичный голос был словно создан для слов любви. Сложения необычайно женственного, она была невысокого роста, но жизнь в горах сообщила свободу всем ее движениям, и, когда Пердита шла мне навстречу, ее легкие шаги были едва слышны. При расставании я прижал ее к сердцу, не сдерживая своего порыва; при нашей новой встрече родились новые чувства; для нас обоих миновало детство, и мы вступили на сцену жизни как взрослые актеры. Однако замешательство наше длилось лишь мгновение; детские воспоминания и родственная любовь вновь заполнили наши сердца, и мы заключили друг друга в объятия.

Когда миновал этот порыв, мы успокоились, уселись рядом и заговорили о прошлом и настоящем. Я посетовал на холодность ее писем; но первые же минуты нашей встречи объяснили мне причину этого. В сестре моей родились новые чувства, и она не умела выражать их в письмах к тому, кого знала лишь в детстве. Когда мы свиделись вновь, прежняя наша близость возобновилась, словно преград для нее никогда не было. Я рассказал ей о своей жизни за границей, а ее стал расспрашивать о переменах, происшедших здесь, о причине отсутствия Адриана и о том, почему она ведет столь уединенную жизнь.

При упоминании имени нашего друга слезы, наполнившие ее глаза, зримо подтвердили дошедшие до меня слухи. Но смысл их был столь страшен, что я не мог сразу им поверить. Неужели стройный порядок в мыслях Адриана сменился хаосом? Неужели безумие рассеяло их славные легионы и Адриан уже не властвует над собственной душой? Любимый друг! Этот злой мир — чуждая среда для твоей кроткой души; ты вверил ее коварным людям; листва сего нежного растения сорвана до наступления зимы, и его трепещущая жизнь отдана во власть свирепых ветров. Неужели эти кроткие глаза, это «зеркало души»⁴², сделались бессмысленными; или из них смотрит ужасная повесть безумия? Неужели твой голос уже не «звучит как дивная музыка»?⁴³ Ужасно, о, ужасно! Страшась этих перемен, я заслоняю глаза руками, и хлынувшие слезы говорят, как глубоко переживаю я твою неслыханную беду.

По моей просьбе Пердита подробно поведала о всех печальных обстоятельствах, которые к этому привели.

Откровенный и доверчивый по самой своей натуре, одаренный всеми высокими качествами души и ума, не запятнанный даже тенью недостатка (разве что считать таковым бесстрашную независимость мыслей), Адриан весь посвятил себя любви к Эвадне. Ей вверял он сокровища своей души, свое стремление к совершенству и планы совершенствования человечества. Вступая во взрослую жизнь, он не только не изменил своим планам и теориям, как из благоразумия мог бы, а, напротив, утвердился в них, ибо ощутил себя сильнее. Любовь его к Эвадне пустила глубокие корни; с каждым днем убеждался он, что избранный им путь полон трудностей и что наградой ему будут не хвалы и благодарность людей и едва ли даже осуществление его планов, но лишь сознание своей правоты да любовь и сочувствие Эвадны, которые облегчат ему все труды и оправдают все жертвы.