Последний человек

Не утомится ли читатель, если я стану подробно описывать наш долгий путь из Парижа в Женеву? Если я буду день за днем вести путевой дневник всех страданий, выпавших на нашу долю, найдется ли в языке достаточно слов, а в руке моей достаточно силы, чтобы описать беды, громоздившиеся одна на другую? Терпение, читатель! Кто бы ты ни был и где бы ни обитал, будешь ли ты бесплотным духом или произойдешь от уцелевшей человеческой четы, ты по природе своей человек, и жить тебе уготовано на земле. На этих страницах ты прочтешь о деяниях вымершего рода людского и спросишь, полный удивления: неужели те, о чьих муках ты узнал, были, подобно тебе, созданы из хрупкой и уязвимой плоти? Да, поверь мне и заплачь, ибо ты несомненно будешь добрым; пролей слезы сочувствия и со вниманием прочти повесть о деяниях и бедствиях твоих предшественников.

Однако события, сопровождавшие наше продвижение по дорогам Франции, были столь полны мрачного ужаса и безысходных страданий, что я не решаюсь долго на них задерживаться. Если б я стал подробно говорить о каждом, любая доля секунды в нем содержала бы свою страшную повесть, от которой стыла бы кровь в твоих юных жилах³²⁷. Я вправе воздвигнуть, в назидание тебе, этот памятник погибшему людскому роду, но не вправе вести тебя ни по больничным палатам, ни по мертвецким. Вот почему мое повествование станет теперь разворачиваться быстро. Картины гибели и отчаяния, сцены победного шествия смерти пройдут перед тобою со скоростью облаков, гонимых северным ветром по омрачившемуся небу.

Поля, заросшие сорняками, опустевшие города, одичавшие лошади, несущиеся без всадников, сделались для меня привычным зрелищем, и даже картины более страшные — непогребенные мертвецы, лежащие при дороге или на ступеньках некогда населенных домов, где

Плоть истлевает под жаркими солнца лучами,
Из-под нее обнажаются белые кости.
В прах и они превратятся³²⁸

.

Увы! Подобные зрелища сделались столь обычными, что уже не вызывали у нас содрогания и не заставляли пришпоривать коней, чтобы поскорее миновать их. Франция, по крайней мере та ее часть, которую мы проезжали, даже в лучшие времена являла собою возделанную пустыню; отсутствие огороженных полей, сельских хижин и самих крестьян могло опечалить путешественника из солнечной Италии или деловитой Англии. Зато города были многочисленны и полны оживления, а приветливые улыбки обутого в деревянные башмаки крестьянина возвращали путнику хорошее расположение духа. Теперь не видно было на порогах домов старушек с прялками; не было долговязых нищих, просивших подаяние в выражениях, принятых при дворе; а по праздникам сельские жители не выделывали, с медленной грацией, фигуры танцев.

Тишина, эта печальная невеста смерти, шествовала от города к городу по всему обширному краю.

Прибыв в Фонтенбло, мы стали спешно готовиться принять там тех, кто следовал за нами. На вечерней перекличке мы недосчитались троих. Когда я осведомился о них, я услышал в ответ слово «чума», и отвечавший тут же упал в судорогах: болезнь поразила и его. Меня окружали суровые лица; среди них были моряки, много раз пересекавшие экватор, солдаты, испытавшие в России и в дальней Америке и голод, и холод, и опасности, а были и люди еще более мрачного вида, прежде промышлявшие в нашей столице ночным грабежом, люди, с колыбели привыкшие враждовать с обществом. Я оглядел их и на всех лицах прочел ужас и отчаяние.

В Фонтенбло мы пробыли четыре дня. За это время заболели и умерли несколько человек. Адриан и остальные все еще не появлялись. Мой отряд был в большом волнении; добраться до Швейцарии, погрузиться в снежные реки, укрыться в ледяных пещерах стало нашим общим безумным желанием. Однако мы обязались дождаться графа Виндзорского, а его все не было. Мои люди требовали, чтобы мы двигались дальше; назревал мятеж, если можно так назвать движение, которым сбрасывались соломенные оковы. Люди готовы были следовать дальше сами по себе. Между тем единственной нашей надеждой спастись оставалась сплоченность. Я сказал им это, но они угрюмо ответили, что сумеют сами о себе позаботиться, и встретили мои мольбы насмешками и угрозами.