Последний человек

Влияние его на людей основывалось на учении, которое он им проповедовал: дескать, спасены будут лишь те, кто уверует в него и за ним последует, остальное же человечество обречено на гибель, как во времена Потопа; Всевышний пожалел о том, что создал человека; как тогда водой, так ныне чумою Он истребит всех, кроме тех, кто повинуется Его велениям, передаваемым устами ipse dixit⁴⁸ пророка. Неизвестно, на чем строил этот человек надежды подтвердить свою ложь. Возможно, он понимал, что эпидемия может ее опровергнуть, что он ставит все на карту и либо окажется посланцем Небес, чтимым грядущими поколениями, либо предстанет обманщиком перед нынешним поколением обреченных. Во всяком случае, он решил играть свою роль до конца. В начале лета, когда роковой недуг вновь начал поражать сторонников Адриана, самозванец объявил, ликуя, что его паства неуязвима для всеобщего бедствия. Ему верили; последователи его, которых прежде он держал в Париже, появились теперь в Версале. Общаясь с собравшимися там трусами, они поносили их вождя и похвалялись своей избранностью.

Но затем чума, приближаясь медленной и бесшумной, но уверенной поступью, вторглась и в среду Избранных, поражая то одного, то другого. Их предводитель попытался скрыть это; у него было несколько преданных сторонников, посвященных в его злодейства и помогавших ему вершить их. Больных поспешно и втихомолку убирали; удавка и ночное захоронение избавляли от них навсегда; а для их исчезновения придумывался какой-нибудь благовидный предлог. Но однажды женщина, чья материнская бдительность оказалась сильнее сонного зелья, которым ее опоили, очнулась и увидела, как расправляются с ее единственным ребенком. Обезумев от ужаса, она своими криками разбудила бы всех, обманутых вместе с нею, разбудила бы и саму ночь рассказом о дьявольском злодействе. Но тут обманщик, в последнем приступе ярости и отчаяния, вонзил в ее грудь кинжал. Смертельно раненная, истекая кровью и неся на руках своего задушенного ребенка, все еще прекрасная и юная, Джульетта (ибо это была она) разоблачила перед собравшимися жертвами проповедника всю его гнусность. Он увидел, как на лицах выражение ужаса сменилось яростью; родственники исчезнувших прежде поняли, какая судьба постигла их близких. Негодяй с решительностью, не покидавшей его во всех преступных деяниях, кинулся на одного из тех, кто стоял ближе, выхватил у него из-за пояса пистолет, и громкий, насмешливый хохот злодея заглушил звук выстрела, которым он покончил с собой.

Никто не стал убирать его презренные останки. Тела бедной Джульетты и ее ребенка поместили на катафалк, и в глубокой печали процессия двинулась к Версалю. На пути им встретились те, кто ушел из-под защиты Адриана и намеревался присоединиться к фанатикам. Им поведали ужасную повесть, и они повернули назад. Так, не уменьшившись числом, вслед за катафалком — печальной эмблемой вновь обретенного ими разума — предстали они перед Адрианом и снова, теперь уже навеки, обещали повиновение его приказам и верность его делу.

Глава седьмая

Описанные события заняли столько времени, что июнь отсчитал уже более половины своих дней, прежде чем мы возобновили долго откладывавшееся путешествие. На следующий день после возвращения моего в Версаль шесть человек из числа тех, кого я оставил в Вильнёв-ле-Гиаре, прибыли с вестью, что другие уже продолжают свой путь в Швейцарию. Мы последовали за ними.

Оглядываясь на какой-либо прошедший промежуток времени, сам по себе короткий, удивляешься, отчего он казался нескончаемо долгим. В конце июля, когда мы почти прибыли в Дижон, недавно прожитые часы, дни и недели смешались в океане минувшего; а между тем все они несли с собою роковые события и тяжкое горе. К концу июля после них прошло лишь чуть более месяца, если измерять человеческую жизнь восходами и закатами солнца; но, увы, за это время пылкая юность сделалась седой, румяные щеки молодой матери покрылись глубокими, неизгладимыми морщинами, стройное тело молодого мужчины, согнувшись, словно под бременем долгих лет, стало казаться дряхлым. Бывали роковые ночи, когда солнце старилось прежде, чем успевало взойти; бывали знойные дни, которым даже благоуханный вечер, замедлив свой приход с далекого востока, не приносил прохлады; дни, когда тень на солнечных часах не успевала продвинуться и на час, а целая человеческая жизнь, полная мучений, кончалась для страдальца в безвременной могиле.

Когда мы уезжали из Версаля, нас было тысяча триста человек. Это случилось восемнадцатого июня. В нашей длинной процессии были представлены все виды любви и привязанности, соединяющей людей. Отцы и мужья заботливо собирали вокруг себя свои семьи; жены и матери искали опоры в своих мужественных спутниках и с нежностью и тревогой обращали взоры на окружавших их детей. Все были печальны, однако еще не расстались с надеждой. Каждый думал, что кто-то все же спасется, и каждый, с упорным оптимизмом, свойственным человеческой природе, верил, что уцелеет именно его семья.