Последний человек

Торжественная гармония между событиями и местами, в которых они происходили, проникала и в наши чувства и должным образом возвышала последний акт драмы. Гибель человечества сопровождалась мрачным величием и трагической пышностью. Погребальным церемониям монархов прежних времен было далеко до тех, какие устраивали мы. Погребения последнего — кроме нас четверых — человека мы совершили возле истоков Арвейрона³⁴ Оставив Клару и Ивлина спокойно спящими, мы с Адрианом принесли тело на это мрачное место и поместили его в одну из тех ледовых ниш, расположенных под ледником, которые рушатся при малейшем сотрясении воздуха, погребая под собою то, что находится внутри. Ни хищная птица, ни зверь не могли здесь осквернить оледенелый труп. Тихо и безмолвно положили мы мертвого на ледовый катафалк и, отойдя, постояли на скалистой площадке возле потока. Как бы тихо мы ни двигались, одного нашего присутствия было достаточно, чтобы потревожить покой этих мест, не знающих оттепели. Едва мы отошли, как крупные глыбы льда, оторвавшись от кровли, закрыли собою тело, положенное нами в нишу. Для погребения мы выбрали ясную лунную ночь; но добираться до места пришлось долго, и, когда труд наш был завершен, рог месяца уже скрылся на западе, за вершинами гор. Белоснежные горы и голубые ледники сияли своим собственным светом. Напротив нас было глубокое, угрюмое ущелье, образующее одну из сторон горы Монтанвер; сбоку от нас спускался ледник;³⁴⁸ внизу, у наших ног, белый от пены Арвейрон бился об острые скалы, которые в него вдавались, высоко вскидывал брызги и неумолчным ревом тревожил тихую ночь. Вокруг огромного купола Монблана играли желтые всполохи, бесшумные, как и сам снежный купол, который они освещали³⁴⁹. Все вокруг было голо, дико и величаво, и только мелодичный шелест сосен смягчал это угрюмое величие. До нас доносился то треск оторвавшихся ледяных глыб, то грохот снежной лавины. В странах, где природа менее грандиозна, она являет себя в листве деревьев, в высоких травах и в тихом журчании извилистых ручьев. Здесь она предстает как титан и живет в водопадах, грозах и мощных, стремительных потоках. Такими были кладбище, реквием и вечная погребальная процессия, избранные нами для похорон нашего спутника.

В этом вечном склепе мы погребли не только покойника. Отсюда, сразив свою последнюю жертву, исчезла с земли Чума. У Смерти никогда не было недостатка в орудиях, истребляющих жизнь. Малочисленные и ослабевшие, мы являлись отличными мишенями для любой из стрел, какие наполняли ее колчан. Но чумы среди них уже не было. Семь лет властвовала она над землей, посетила каждый ее уголок, пропитала собой атмосферу, которая словно плащом окутывает все живущее на земле! Всех победила она и уничтожила — и обитателей Европы, и изнеженного жителя Азии, и темнокожего африканца, и свободного американца. Конец ее деспотической власти пришел здесь, в скалистой долине Шамуни.

Горе и страдания, которые она породила, уже не были частью нашей жизни, слово «чума» не звучало больше в наших ушах, воплощение ее в человеческом облике не являлось нашим глазам. С той минуты я ее более не видел. Чума отреклась от власти и бросила свой императорский скипетр среди окружавших нас ледяных скал. Наследниками ее престола стали тишина и безлюдье.

Нынешние мои чувства настолько связаны с прошлым, что я не могу сказать, осознали ли мы эту перемену уже там, в том бесплодном месте. Мне кажется, что осознали; над нами словно проплыло облако и воздух сделался чище, стало легче дышать, мы подняли головы почти так же свободно, как прежде. Но мы ни на что не надеялись. Мы видели, что дошли до конца нашего пути; пусть и не от чумы, но мы погибнем. Время было могучей рекой, по которой несется заколдованный челн; смертный пловец знает, что опасность — не там, где он ее видит, но что она близка; пораженный ужасом, он плывет под нависшими скалами, по темной и мутной воде, видя впереди еще более страшные препятствия, к которым его несет неудержимо. Что же станется с нами? О, где тот Дельфийский оракул, та Пифия, которая открыла бы нам нашу судьбу?³⁵⁰ Где Эдип, который разгадал бы загадку жестокого Сфинкса?³⁵¹ Эдипом суждено было стать мне, но не затем, чтобы играть словами, а чтобы своими страданиями и всей своей горестной жизнью раскрыть тайны судьбы и значение загадки, которой завершилась история человеческого рода.

Пока мы стояли у гробницы природы, воздвигнутой безжизненными горами над ее живой сердцевиной и сдавившей ее, подобные смутные мысли проносились в наших умах и вселяли в нас чувства, не лишенные приятности.