Последний человек

Какими выражениями удивления и восторга могу я описать ту, что была всех лучше, прекраснее и мудрее? Хватит ли моих скудных слов, чтобы изобразить окружавшее сестру Адриана сияние и бесчисленные ее прелести? Первое, что поражало в пленительной внешности Айдрис, было выражение искренности и доброты. Невинность сияла на ее челе, правдивость — в глазах, небесная кротость — в улыбке. Тонкий и стройный стан грациозно колебался, словно тополь под ветром; божественная походка была походкой ангела, только что спустившегося с небес. На жемчужной белизне кожи проступал девственный румянец; голос был подобен негромкому звучанию флейты. Описывать лучше всего путем сравнения. Я уже говорил о красоте моей сестры, однако она была совсем не похожа на Айдрис. Пердита даже в любви оставалась сдержанной и робкой. Айдрис была прямодушной и доверчивой. Первая искала уединения, спасаясь этим от разочарований и обид; вторая шла по жизни смело, веря, что никто не причинит ей зла. Вордсворт сравнивал любимую девушку с двумя прекрасными творениями природы; но строки его всегда казались мне не уподоблением, а скорее противопоставлением.

Фиалка пряталась в лесах,
Под камнем чуть видна.
Звезда мерцала в небесах
Одна, всегда одна⁵⁰.

Такой фиалкой была милая Пердита; она боялась довериться даже воздуху, она старалась скрыться от глаз, но не могла утаить своих достоинств и тысячекратно вознаграждала тех, кто давал себе труд искать ее на уединенной тропинке. Айдрис была подобна звезде, сияющей во всей красе своей на вечернем небе, готовой озарять и восхищать подвластный ей мир, хранимой от всякого зла неизмеримой отдаленностью от всего, что не было, подобно ей, родственно небесам.

Это дивное видение я застал в беседке Пердиты за серьезной беседой с хозяйкой дома. Увидев меня, сестра встала и, взяв мою руку, сказала:

— Вот тот, кто нам нужен. Это брат мой, Лайонел.

Айдрис также поднялась; устремив на меня небесно-синие глаза, она сказала со свойственной ей грацией:

— Представлять вас мне нет надобности. У нас есть портрет, которым очень дорожил мой отец; и он позволяет догадаться, кто вы. Вернэ, вы — друг моего брата, и я чувствую, что могу вам довериться.

Со слезами на глазах она продолжала дрожащим голосом:

— Дорогие друзья, не сочтите странным, что, посещая вас впервые, я уже прошу вашей помощи и поверяю вам свои желания и опасения. Лишь с вами решаюсь я говорить. Я слышала похвалы вам из беспристрастных уст. Вы — друзья моего брата, а значит, должны стать и моими друзьями. Что могу я сказать? Если вы не поможете мне, я погибла. — Она подняла взгляд на своих слушателей, онемевших от изумления, и продолжала в сильном волнении: — Брат мой, любимый, несчастный Адриан! Как рассказать о твоих бедах? Вы, конечно, уже слышали клевету, быть может, поверили ей, но он не безумен! Пусть утверждает это хоть ангел у подножия Господнего Престола, я никогда, никогда тому не поверю. Его оболгали, предали, заточили в тюрьму. Спасите его! Вернэ, вы должны это сделать. Ищите его, где бы на этом острове его ни скрывали. Найдите его, спасите от гонителей, верните его ему самому и мне… На всей земле мне более некого любить!

Ее призыв, звучавший так трогательно и пылко, возбудил все мое сочувствие, и, когда она, чаруя меня голосом и взглядом, добавила: «Возьметесь ли вы за это?» — я решительно и искренне поклялся жизнью и смертью посвятить себя спасению Адриана. Мы принялись обсуждать, что следует мне делать и как можно обнаружить, где его держат. Пока мы говорили, вошел без доклада лорд Раймонд. Пердита задрожала и смертельно побледнела; на щеках Айдрис выступил румянец. Увидя наше совещание, он, вероятно, удивился, а быть может, и встревожился, но ничем этого не показал. Он поклонился моим собеседницам и дружески приветствовал меня. Айдрис на миг смешалась, но затем сказала очень мягко:

— Лорд Раймонд, я доверяюсь вашей порядочности и чести.

Надменно улыбнувшись, он склонил голову и спросил, подчеркивая каждое слово:

— Неужели доверяетесь, леди Айдрис?

Она попыталась разгадать его мысль и ответила с достоинством:

— Как будет вам угодно. А нам лучше не унижать себя сокрытием.

— Прошу простить меня, — сказал он, — если чем-нибудь обидел. Доверяетесь вы мне или нет, я сделаю все возможное для исполнения ваших желаний, каковы бы они ни были.