Последний демиург

Обещала?

– Ты обещала, что князь будет моим!

До Вереск вдруг дошло, что на истерику юной красавицы никто не обращает никакого внимания.

Да её же никто не слышит! – поняла она, скользя взглядом по лицам гостей. Пустые глаза. Застывшие маски. Куклы, а не люди. – Её никто не слышит, кроме меня и…

Той, к кому она обращается!

Вереск медленно повернулась. У парадной лестницы стояла… она.

Женщина без лица.

– Ты обещала мне его! Обещала! – Арабелла напоминала разъярённую фурию. – Я заплатила тебе! И заплатила щедро! Ты просила жизнь, и я убила девчонку! А ты обманула меня, подлая тварь!

И тут безликая вскинула руку. Бледный перст указал… на Вереск.

Дышать стало трудно. Сердце бешено колотилось, норовя пробить грудную клетку. Ноги подкосились, и Вереск провалилась в темноту.

Глава двадцать третья

Сознание возвращалось медленно. Неохотно. Густая липкая мгла не хотела отпускать, и Вереск барахталась в волнах забытья, всё глубже погружаясь в беспамятство. Мимо плыли видения. Яркие, как солнечное утро, или призрачные, словно туман, спустившийся с пологих мейдинских холмов. Она снова и снова видела усыпанную розовыми цветами равнину, но сон изменился. Изменился навсегда: теперь она знала, кто рядом. Знала наверняка. Ей снился Ладимир. Его лицо. Губы. Голос. Сильные руки, стальные мускулы, мальчишеская улыбка. Это он. Он её возлюбленный... Но где же прежний? Тот, что был раньше? Исчез. Рассыпался прахом...

В кошмарах являлась безликая женщина. Лишённая голоса и взгляда, она говорила громко и смотрела в самую душу. Страшно. Вереск хотела прогнать её, но не могла. Безликая смеялась. Звала. Манила. У неё были странные руки: длинные, тонкие с корявыми узловатыми пальцами и пожелтевшими ногтями. Она хотела схватить Вереск за шею...

– Уходи... – шептала Вереск, собрав последние силы.

– Не уйду, – отвечала Безликая до боли знакомым голосом и силой вливала в рот горячую горькую жижу. – Пей!

Вереск пила и снова проваливалась в полусон-полубред. Она была чайкой и летела над морем. Видела "Легенду". Фрегат с высоты казался маленьким-маленьким, точно игрушка. А волны вздымались, словно горы. Они разбудили кракена... – сообразила Вереск, паря в облаках. – Зачем они разбудили кракена? Фонтан солёных брызг ударил в небо. "Легенду" оплели исполинские грязно-лиловые щупальца, и корабль треснул. Переломился пополам, точно щепка. Вереск услышала душераздирающие крики.

Нет! Нет! Там же Ладимир!

– Нет... – прохрипела она. – Нет! Ладимир... Ладимир!

– Я здесь, любовь моя, – услышала рядом. – Я всё время здесь.

– Г-где я? – Перед глазами плыли круги. В ушах шумело, точно в морской раковине.

– Дома. – Князь нежно сжал её ладонь. – Ты дома, милая сирена.

У меня нет дома: я чайка...

– У меня нет дома...

– Ошибаешься. – Горячие губы коснулись виска. – А теперь отдыхай. Набирайся сил.

Мгла сгущалась. Вереск тонула в ней, как в зыбучем песке. Тонула...

Прямо как тогда...

И, прямо как тогда, она собрала все силы и вынырнула на поверхность. Жадно втянула воздух... и села.

Тихо. Темно. Свеча почти догорела. В камине, бледно мерцая, тлеют угли. За окном серебрится Луна, а на бархатном кресле, где она уже привыкла видеть розовое платье, спит Ладимир.

"Я всё время здесь", – вспомнила Вереск и смутилась. Она потёрла лицо ладонями, окончательно прогоняя сон, и перекинула на одно плечо спутанные волосы. Будить князя не хотелось: он так сладко дремал. Поэтому она выбралась из постели, подкралась к нему на цыпочках и укрыла шерстяным пледом.

– Ты что это удумала? – Ладимир схватил её за запястье и привлёк к себе. – Тебе нельзя вставать.

– Всё в порядке, – прошептала Вереск, погружая пальцы в волнистые русые волосы. – Я здорова.

– Безусловно! – сердито фыркнул князь, без особых усилий поднял её на руки и отнес в кровать. – Вот так.

Он укутал её меховым одеялом, и сам вытянулся рядом.

– Ты напугала меня.

– Простите, милорд...

– Не думал, что наш с Аваном поединок заставит тебя лишиться чувств.

Поединок? Да меня хотела убить безликая женщина!

Вереск чуть не застонала. Ей так хотелось рассказать Ладимиру о своих страхах и видениях, но вдруг князь сочтёт её безумной? Она закусила губу, отгоняя подобные мысли.

– Как ты? – Ладимир провёл тыльной стороной пальцев по её щеке.

– В порядке, – она слабо улыбнулась. – А вы, милорд?

– А что – я?

– Вы были ранены. – Рука князя опустилась ниже, и ладонь мягко сжала грудь. Вереск не стала препятствовать ласке.

– Пустяки, – хрипло усмехнулся он, целуя её ключицу. – Царапина.

– А лантийский граф?

– Там всё сложнее. – Ладимир задрал ночную рубашку. Дыхание опалило низ живота, а затем нежную кожу на внутренней стороне бедёр.

– Но он жив?

– Жив, – отозвался князь, а ласки его стали настойчивей. – Но поговорим о нём позже. Сейчас меня заботит только одно. И это не Аван.

– А-ах! – застонала Вереск, когда губы Ладимира оказались в самом сокровенном месте.