Последний день Америки

Потом в палате появилась сердобольная матрона преклонных лет – высокая, сухощавая, в очках с толстыми линзами, с морщинками у глаз и ярко накрашенными губами. Поставив на прикроватную тумбочку поднос с тарелочками и чашками, она присела рядом на стул и принялась кормить меня с ложечки жидким супом. При этом она ласково бубнила довольно низким голосом, убеждая меня, словно малого ребенка, в необходимости хорошего питания.

Добросовестно перетерпев медицинские экзекуции, а также произведя необходимые наблюдения и неплохо перекусив, я отключился. В самом прямом смысле. Нет, сознания я не терял, в кому не впадал, с клинической смертью на свиданку не бегал. Я просто уснул крепким богатырским сном, ибо последние сутки одарили целым букетом ярчайших событий. Таким букетом, каких не видел со времен службы во «Фрегате».

Проспал я часов пятнадцать. Спал настолько крепко, что лишь однажды услышал шаги вошедшей в палату медсестры. Лишь раз ощутил прикосновение ко лбу ее прохладной ладони. Хотя был уверен: за ночь она навешала меня неоднократно.

Проснувшись утром следующего дня, обнаруживаю сидящего на единственном стуле типа в штатском.

«Вот, привязался, гаденыш! – возмущаюсь про себя. – Человек такое пережил, а он…»

Сообщив персоналу нажатием клавиши на панели о моем пробуждении, он нависает над изголовьем кровати и опять пристает с дежурными вопросами. Как меня зовут? С какого я корабля? Из какого штата завербовался на военную службу?..

Упорно молчу, глядя в одну точку. А от дальнейших расспросов спасает появление сотрудников госпиталя.

И снова приходится терпеть многочисленные процедуры: забор на анализ крови и мочи, снятие кардиограммы, измерение давления, пульса и температуры, растирание, поглощение пилюль, несколько внутривенных уколов…

Мужика в штатском на время процедур просят удалиться из палаты. Не видно его и за завтраком, когда уже знакомая пожилая матрона в очках кормит меня с ложечки пресной молочной кашкой. И слава богу, что не видно, так как бабулька по привычке сопровождает свою работу милым лепетом и по простоте душевной приоткрывает некоторые важные детали.

То ли она действительно верит в мое «овощное» состояние, то ли при кормежке пациентов всегда озвучивает самые горячие новости, услышанные в коридорах и кабинетах госпиталя. Точно не знаю.

– Ешь, мой дорогой. Тебе здорово повезло… Ты ведь единственный, кто выжил после странного взрыва посреди океана, – говорит она, пытаясь засунуть ложку с кашей до самых моих гланд. – Внизу у ворот госпиталя уже собрались полчища журналистов и репортеров. Ты теперь известная личность, и каждый хочет тебя сфотографировать. Каждый хочет задать несколько вопросов. Ешь, тебе нужны силы…

«Вот оно что. Стало быть, я выжил один, – думаю я, глотая невкусный завтрак. – Не иначе меня спас титановый корпус «Барракуды». Славная была субмарина. Жаль, что погибла…»

– Ешь-ешь, мой мальчик, – шевелит матрона тонкими накрашенными губами. – Тебе очень нужны силы…

«Да зачем они мне нужны-то?» – так и хочется возопить. Но я молча открываю рот и заглатываю пищу.

А она, будто услышав мой вопрос, отвечает:

– Сейчас по просьбе одного господина из какой-то секретной организации наш профессор введет тебе в вену специальный раствор и…

«Какой еще раствор, мамаша?! – едва сдерживаюсь, чтобы не выдать себя. – И что со мной после этого будет?!»

Но ту не надо было спрашивать. Она продолжала пихать в мой рот кашу и делиться подробностями предстоящей процедуры:

– Этот растворчик быстро растечется по твоим жилам и окажет воздействие на центральную нервную систему. Он вернет тебе на полчаса способность мыслить, говорить, после чего ты расскажешь этому странному господину даже то, о чем давно позабыл. Честно расскажешь, подробно и в самых ярких красках…

«Охренеть! – отворачиваю голову, давая понять, что сыт по горло. – Ишь, сволочи, чего удумали! Слышал я о подобных препаратах. У нас они называются «сывороткой правды». Как же мне выкрутиться?..»

Глава 10

США; штат Мэн. Борт торгового судна «Николай Макаренко». Настоящее время

Всевидящее око камеры находилась в самом неудачном месте – аккурат над зеркалом умывальника, что располагался напротив кровати. Мне ничего не было известно о том, какой у объектива угол обзора и вообще работает ли система наблюдения. В моем распоряжении имелись только обрывки общей информации: палата находится на третьем этаже; за дверью постоянно отирается охранник в белой рубашке и с пистолетом на ремне; в госпитальных холлах и коридорах полно медперсонала и находящихся на лечении пациентов.

Однако надо что-то предпринимать. Пребывая в здравом рассудке, я не открою типу в штатском своей главной тайны. А вот «сыворотка правды» способна сыграть злую шутку даже с самым стойким человеком.