Последний день лета

Сосед Новенького запрокинул голову и заржал. Из Дивноморского он ехал часов семь, останавливаясь в придорожных кабаках и выпивая там по стакану-два, – за мяском съездил, называется!.. Почему-то это выражение, даже произносимое мысленно, Быка страшно веселило.

Снова хлопнуло окно.

– Я выйду сейчас, пиздец вам!

– Ниче не перепутал, курица, блять? – уже без смеха сказал Бык в сторону окна, маякнув туда фонариком.

– Я извиняюсь, – буркнули оттуда и затихли.

– Помогите нам, – вдруг сказал Пух.

– Это не мы… Ну… Друга вашего убили, – добавил Крюгер и тут же заткнулся, ужаснувшись собственным словам.

– Гогу-то?.. Да я по курсам, что не вы. Гогу, малой, было кому завалить. Судьба, значит, такая.

– Помогите нам, – громче повторил Аркаша срывающимся голосом.

– Вы хули ночью по Нахаловке шароебитесь? – вдруг сообразил стремительно трезвеющий Бык. – Обидел кто-то? По домам закинуть?

– Нам в Танаис надо, – сказал Пух. – Очень срочно. Иначе…

Он осекся. Конечно, этот медведеобразный мужчина сейчас начнет нести обычную взрослую чушь про милицию и родителей, задавать не имеющие отношения к делу вопросы и никуда их не повезет – про Танаис Аркаша сказал наугад. Он, в отличие от Крюгера, почему-то был твердо уверен, что демон помогает им спасти друга.

– Поехали, хули стоять, – бодро отозвался Бык. Он был готов к любым приключениям, лишь бы не торчать в четырех стенах с женой и гиперактивными толстыми детьми.

Крюгер вылупился на цеховика с отвисшей челюстью.

– А… – сдавленно вякнул Пух.

– Едем-нет? – Бык уже лез на водительское сиденье своего семилетнего «лэнд крузера». – Я в дом не пойду, там сто пудов либо мусора, либо Фармацевта люди, либо еще хуйня какая-нибудь. В Дивноморское это ебаное обратно по-любому не поеду. В Танаис прокатимся, базаров ноль. Куда там конкретно?

Друзья переглянулись и бросились к автомобилю.

– В Недвиговку, – сказал Крюгер.

– К Мертвому Донцу, – пропыхтел Пух.

108

Фармацевт попал Саше в бедро – тот упал, прежде чем успел понять, что произошло. Мысли плавали в остатках розовой ваты, разум готов был отключиться от боли, поэтому включились инстинкты: младший Шаман пополз под верстак, на котором пытали его брата.

– Что за хуйня?! – Хасим выключил дрель и непонимающе вертел головой. Он не слышал сам себя: выстрел в замкнутом помещении до сих пор звенел между ушами. Стоило на минуту отвлечься!.. Сися валяется в углу бездыханной переломанной грудой; недобитый Шаманенок ползет, оставляя за собой кровавый след; Николай Ильич судорожно зевает, пытаясь справиться с заложенными ушами. Как можно работать в таких условиях, совершенно непонятно!

Леха застонал и попытался посмотреть в сторону брата, но зажатая в тисках голова позволяла только скосить глаза.

– Сука, – раздраженно сказал Фармацевт. – Нахуй ты этого торчка сюда притащил?! Нахуй ему ствол дал?! А если бы…

Он не успел договорить.

– Всем оставаться на своих местах! Милиция!

В подвале вдруг стало очень тесно из-за космонавтов в бронежилетах.

Узбек аккуратно положил дрель на верстак, опустился на четвереньки, уперся лбом в пол и закрыл голову руками.

Фармацевт, впрочем, был спокоен – несмотря на дула пяти направленных на него автоматов. Он лениво поднял руки на высоту плеч и хмыкнул.

– Пашка, это чего за номера еще? – спросил бандит, заглядывая за спины СОБРовцам. – Тебе в конверт недокладывают? Так позвонил бы, спросил по-людски. Вот вы, конечно, ментовски́е…

Забыв об осторожности, взбешенный фамильярным обращением и взволнованный близостью финального гамбита, Азаркин выломался из-за спин растерявшихся СОБРовцев и подскочил к ненавистному бандиту.

– Закрой пасть! – взревел он, уперев ствол табельного Фармацевту в подбородок.

– Закрыл, закрыл, – примирительно ответил тот сквозь сжатые челюсти. – Я так понимаю, договоренности будем пересматривать?

– Не было у меня с тобой, мразью, никаких договоренностей! – Азаркина трясло.

– Всё, хорош, – подал голос Кошак. – Товарищ майор, с линии огня съебался. Мы тут не базарить приехали.

Фармацевт посмотрел через плечо низкорослого Азаркина на нового собеседника.

– А то можем и пообщаться. Ты, я вижу, человек военный, при понятиях. С Пашкой-то, сам видишь, дела не будет – то истерика, то не в настроении, как баба. Чисто сопли вытирать, успокаивать и подарки дарить, чтобы не плакал.

Котиков хмыкнул из-за бликующего плексигласа забрала. Бандос-то, кажется, неплохо знал майора Азаркина.

– С-с-сука, – зашипел тот – и осекся.

Фармацевт во второй раз за несколько минут увидел на расстоянии вытянутой руки кошмарную улыбку – но теперь она располовинивала лицо не Шаманенка, а майора Павла Азаркина.

Оболочка милиционера повернула голову в сторону братьев Шамановых и сказала:

– Прощайте. Теперь точно всё.

Отреагировать на этот неожиданный поворот событий никто из присутствующих не успел.

Тонущий в боли и теряющий сознание от потери крови Саша спокойно подумал, что у него начались предсмертные галлюцинации.

Улыбающийся майор Азаркин неуловимым для глаз движением развернулся, приставил ПМ к забралу шлема Котикова и дважды выстрелил в упор.

109