Князь-воевода Дражко опять сидел на подиуме рядом с князем Годославом, официально являясь соправителем, хотя в действительности таковым не являлся. Как раньше все решения принимал Годослав, так он их принимал и теперь. Хотя порой к Дражко и обращались простые бодричи по каким-то мелким делам. Князь Войномир сидел по другую руку Годослава, но не на подиуме, а на боковой скамье. Волхв Ставр вообще стоял у противоположной стены между двумя окнами, опершись двумя руками на свой знаменитый посох, который, при необходимости, всегда заменял волхву оружие.
Тысяцкий князь Куденя вошел без представления глашатным, поскольку визит был неофициальным. Сташко только парадную дверь распахнул перед тысяцким, и тот вошел быстрой своей походкой, неся на левой руке остроконечный свой шлем с яловцом[25]
, подобный тому, какие носили восточные славяне, и этой же рукой придерживая рукоять меча, слишком, кажется, тяжелого для руки тысяцкого.Остановившись в десятке шагов от Годослава, Куденя поклонился, коснувшись правой рукой пола. Но в глубоком поклоне этом не было никакого подобострастия. Просто показывалось уважение к княжескому титулу, и к личности самого Годослава.
– С чем пожаловал к нам неожиданный гость? – спросил Годослав первым, хотя обычно первым положено было говорить послу. – Здоров ли наш брат князь Бравлин.
– Бравлин пребывает в добром здравии, княже, и шлет тебе глубокий поклон, – ответил тысяцкий. – И желает при этом здравия тебе, княже, твоим детям и твоему доброму окружению, а твоему оружию удачи в сече, точных стрел твоим стрельцам, и быстрых ног лошадям твоей конницы. Последнее в наши сложные времена не менее важно, чем все остальное.
– Приветствие, скажу сразу, не слишком обнадеживающее. Что же привело тебя, князь, в такое сложное для твоего княжества время, к нам? Я не думаю, что ты приехал к нам отдохнуть от ратных тягот. Говори…
– Княже, время у нас настало и в самом деле сложное. Может быть, более сложное, чем у тебя три с половиной года назад. Мой князь думает, что в этот раз ему уже не удастся отстоять даже городские стены от франков. Слишком велика разница в силах, хотя наши вои не потеряли бодрости духа, и готовы драться до последнего вздоха.
– Да, вагры всегда славились своей стойкостью и отвагой, и составляли гордость еще объединенного войска бодричского союза. Об этом говорят и наши старейшины, и наши рукописи, хранимые волхвами. Тогда мы были силой, которая могла бы противостоять и Карлу, и Готфриду. Сейчас же времена иные, но вагры сами выбрали себе путь. И получают результат. Вины бодричей в нынешнем положении вашего княжества я не вижу.
– Ты прав, княже, – ответил Куденя, – и князь Бравлин согласен с тобой. Но слова твои суровы, неужели у тебя нет сочувствия к братьям по крови.
– У меня есть сочувствие и к моему брату Бравлину, и к твоим соплеменникам, но помочь я вам ничем не могу, потому что, как Бравлину известно, у меня существует договор с Карлом Каролингом о частичной вассальной зависимости. Согласно этому договору, я даже обязан поставлять войско, когда Карл ведет войну. И мне с большим трудом удалось отказаться послать свои полки в этот раз, когда Карл воюет против вагров.
– Мой князь знает об этом договоре. Но он сам желает заключить еще один договор. И послал меня спросить твое, княже, мнение об этом.
– Еще один договор? Ну-ну… Говори. Если я смогу дать добрый совет, я это сделаю. Я имею интерес в том, чтобы помочь вашему братскому княжеству, и чем могу помочь, тем помогу. Хотя возможностей у меня не много.
– Я скажу честно и открыто, без всякой хитрости, хотя послам положено по сущности быть хитрыми. Ты сам, княже, только что упоминал о силе бодричского союза. Мой князь видит только единственный путь к спасению княжества вагров. И путь этот в новом объединении вагров с бодричами в одно княжество. То есть, князь Бравлин готов признать твое главенство в подобном союзе. В этом случае король франков Карл, нападая на Старгород, нарушает свой договор с тобой. Я не берусь предсказать, как воспримет такое известие Карл, хотя резонным было бы предположить, что он отведет свои полки от Старгорода. Карл уважает свое слово, и не захочет его нарушить.