Последний долг

Моя рубашка мгновенно стала мокрой, но мне было все равно. Все, что меня волновало, ― это любыми способами оживить моего любовника, защитника, будущего мужа. Обхватив его затылок, я притянула его лицо к своему.

Он не сопротивлялся, когда наши губы соединились.

Джетро прерывисто вздохнул, когда я облизнула его нижнюю губу, нежно поклоняясь ему. Он закрыл глаза, притянул меня ближе, и в мире остались только мы, вода и пар.

Он открыл рот, его язык нерешительно, словно извиняясь, встретился с моим.

Я ненавидела то, что он забыл о наших обещаниях и обязательствах. Что он не доверял моей клятве выйти за него замуж. Что он был не уверен, что я смогу любить его после сегодняшней ночи.

Крепче обхватив его за шею, я сильнее прижалась губами к его губам.

Джетро застонал, когда я попробовала на вкус его печаль, слизывая беспокойство, заменяя все страстью.

Медленно, он откликнулся. Боль внутри него разворачивалась, давление и стресс отступали, нас омывало все больше воды из душа. Наши сердца бились в унисон.

― Я убил его.

― Знаю.

― Я ненавидел его.

― Знаю.

― И в то же время я любил его.

― Понимаю.

Его язык дразнил мою нижнюю губу. Джетро начал раскрываться, рассказывая все, что он сделал:

― Я причинил ему боль.

― Он заслужил.

― Мне понравилось причинять ему боль.

― Ничего страшного.

― И мне это нравилось.

― Это тоже нормально.

― Он это заслужил?

― Да, заслужил.

― Он просил прощения.

― Ты простил?

― Да.

― Ох, Кайт…

Я прижалась крепче к его губам, мы слились в страстно поцелуе.

― Он извинился.

― Ему следовало.

― Он сожалел о своих действиях.

― Хорошо.

― В конце концов, он стал тем отцом, которым мог бы стать.

― Теперь все кончено.

Он поставил меня на ноги, прижав к стене. Мой гипс промок, но кроме Джетро меня ничто не волновало. Рубашка облегала мое тело, подчеркивая напрягшиеся соски, и то, что под ней не было нижнего белья…

Джетро прервал поцелуй и уставился на меня. В моих объятиях он медленно оживал, избавляясь от мучений и возвращаясь ко мне. Он подался вперед, зажав меня между плиткой и своим нагим телом.

В тот момент, когда наши языки снова встретились, наши сердца колотились все сильнее и сильнее. Чем больше мы взаимодействовали, тем более яростным и активным он становился.

― Я скучаю по нему.

― Ты можешь скучать по человеку, а не по монстру.

― Я не должен был причинять ему боль.

― Он причинил боль тебе.

― Я должен был быть сильнее, чтобы спасти тебя.

― Ты спас меня.

Он застонал, когда я запустила руки в его волосы, сильно дергая. Я не хотела, чтобы он ненавидел себя. Кат того не стоил. Я отбросила свою ненависть, даровав прощение. Но я не позволю призраку Ката разрушить с таким трудом отвоеванное будущее Джетро.

Я прикоснулась к нему.

― Ты спас мне жизнь. И не раз.

― Я чуть не опоздал.

― Но не опоздал. Ты спас меня.

― Я должен был спасти тебя, когда впервые увидел.

― Ты спас меня.

― Как?

― Ты полюбил меня.

Его руки скользнули вверх по моим бокам, срывая с меня промокшую одежду. Мои волосы прилипли к щекам, когда его пальцы вцепились в вырез моей рубашки, разрывая ее посередине.

Опустившись на колени, он стянул материал с моего мокрого тела, пока мы оба не оказались обнаженными под струей.

Мы не включали свет, и в окно едва проникали лучи предрассветного солнца. Мы действовали на ощупь, касаясь и скользя друг по другу пальцами.

Его кожа сияла белизной в сером утреннем свете. Его глаза были такими живыми и яркими.

Выпрямившись, Джетро схватил меня за бедра и направил нас под струю. Его рот завладел моим ― отчаянный, голодный.

Мы поглощали воду и друг друга, целовались, постоянно целовались. Прикасались, постоянно прикасались.

Мы не использовали мыла, его руки скользили по каждому сантиметру моего тела, смывая прошлое, душегубство, последние несколько часов.

В ответ я массировала его напряженные плечи, спину, узлы в пояснице. Я поливала водой его синяки и порезы, желая, чтобы тепло вернуло ему целостность.

Моя сломанная рука была бесполезна, я не могла прикасаться ею к нему так, как хотела, но я не хотела чтобы она болталась между нами, словно бесполезный груз.

Я заставляла каждую частичку себя ― которой не было больно, и которой было больно ― исцелять его, любить, возвращать к свету.

Потянув его за волосы, я прервала поцелуй.

Он прищурился, но промолчал.

Проведя кончиком пальца по его губам, я улыбнулась, когда он нежно прикусил мои пальцы.

Скользнула пальцами с его лица вниз по шее и груди, не останавливалась, подгаживая мышцы, опускаясь к его ногам.

В тот момент, когда моя рука сомкнулась вокруг члена, с его губ сорвалось гортанное рычание. Он потянулся к моему лицу, чтобы поцеловать, поглотить меня, но я покачала головой и опустилась перед ним на колени.

Сломанная рука покоилась на моем бедре, а здоровой гладила его, побуждая член набухать и твердеть.

Его живот и мускулы напряглись от потребности. Его рот открылся, голова откинулась назад, и он ухватился за кафельную стену, чтобы сохранить равновесие.