Однако мой драгоценный внук вернулся с деньгами обратно, рассказав историю о том, как повстречал девочку Уивер, которая попросила называть себя Коттон (прим. пер.: Cotton в переводе с анг. ― хло́пок), хотя настоящее её имя было Мэрион.
Время летело неумолимо, приближая обоих первенцев ко дню икс. Между тем я заметила странности в поведении Уильяма. Он был силён, несомненно! Красноречив, добродушен, трудолюбив, но было в нём что-то, чего я не могла объяснить.
Часто, лёжа ночью в кровати без сна, я всё думала об этом. Почему он такой… другой. Почему много знает о чужих бедах, почему отдаёт порой с трудом нажитые деньги тем, кто в них нуждается больше, или проявляет сочувствие к случайным знакомым на улице.
По мере его взросления, Уильм всё труднее переносил людные места. Он начинал дрожать, покрывался испариной, заставляя меня с ужасом думать о болезни, от которой умер его отец.
И я сделала всё возможное, чтобы сберечь его. Экономила каждый цент, чтобы обеспечить ему лучшую жизнь.
И, наконец, она наступила.
Наша новая жизнь началась одним вечером в местном борделе, где заплесневелая кровать обеспечивала долю прибыли моей ночной халтуры. После работы я, как обычно, направилась в наше временное жильё, которое любезно предоставил мне местный пекарь, несомненно ― добрый человек.
Уильям посмотрел на меня ― он как обычно был перепачкан мукой. Парень работал весь день напролёт у пекаря, выпекая хлеб и обслуживая его клиентов. Он предпочитал трудиться вдали от людей, прячась на кухне наедине с мыслями. Мой внук превратился в очаровательного, невероятно красивого мужчину.
Глядя на него, я никак не могла поверить, что в следующем месяце ему исполнится двадцать один год.
Я гордилась им. И я гордилась собой. Гордилась за то, что не сломалась, даже когда жизнь нещадно била.
Бросив шаль на слегка припорошенное мукой кресло, сказала:
― Я тут кое-что услышала, Уилл. Мы можем уехать далеко отсюда, к лучшей жизни.
Мой драгоценный внук посмотрел на меня, замешивая тесто, и одарил улыбкой. Его светло-карие глаза цвета спелого мёда, доставшиеся ему от отца, сияли на перепачканном глазурью лице.
Каждый раз глядя на него, сердце щемило от воспоминаний моих дорогих детей. Отчаяние и ярость никогда не покидали меня, вскармливая, словно мать младенца, и я не умру, не получив отмщения.