Последний дубль Декстера

Без двадцати восемь я доел последний кусок идеально спелой дыни, отодвинул тарелку и долил в чашку кофе. Как я ни пытался, у меня не получилось растянуть завтрак дольше, не двигаясь при этом как в замедленном кино. Поэтому я просто наполнил чашку и лениво сидел на солнышке в ожидании Джекки. Несмотря на кофе, солнце в сочетании с обильным завтраком клонили меня в сон, и я ощущал себя ленивой обожравшейся ящерицей на разогретом камне.

К половине девятого я залился кофе до отказа и начал ерзать от нетерпения. Вообще-то для этого не имелось ни малейшего повода; в конце концов, суббота – она и в Африке суббота, и я не знал никаких неотложных дел, требовавших моего присутствия. Но все равно мне становилось неуютно сидеть вот так и ничего не делать. Нет, я понимаю: грех жаловаться на отсутствие дел, если не считать сидения на балконе пентхауса с чашкой кофе. Бывает удел гораздо хуже – кому, как не мне это знать, ведь я лично поучаствовал в нескольких таких судьбах. И тем не менее я ощущал себя покинутым, даже брошенным, и мне хотелось, чтобы Джекки выпрыгнула уже из своей постели и прибежала ко мне и я мог ее защищать. Это было глупо вдвойне, поскольку я-то знал, что ее жизни больше ничто не угрожает.

Однако вышла она лишь без четверти девять, и выход ее ничуть не соответствовал моим ожиданиям. Никакой пружинистой походки; Джекки выползла из спальни, едва переставляя ноги, рухнула в кресло напротив так тяжело, словно ее уронили с крыши, и смотрела на меня несколько секунд, мучительно припоминая, как это вообще – говорить.

– Бобрутро, – произнесла она голосом, напоминавшим карканье охрипшей вороны. Она прокашлялась, закрыла глаза и слегка покачнулась. – Кофе, – добавила она, и если рычание способно звучать одновременно требовательно и жалобно-просительно, то ей это удалось. Я уставился на нее; ее лицо отекло и казалось изрядно помятым, нечесаные волосы сбились. Джекки приоткрыла налитый кровью глаз и прохрипела:

– Пжалста.

Я потянулся к кофейнику, и она снова закрыла глаз. Я наполнил чашку и поставил перед ней. Джекки не пошевелилась. Тогда я потянулся вперед, взял ее руку и подвел пальцы к ручке чашки. Так и не открывая глаз, она выпила чашку, протянула ее в моем направлении и прорычала:

– Еще.

Я наполнил чашку еще раз. Эту она выпила медленнее; примерно на середине чашки ее лицо стало принимать нормальное выражение. Допив чашку, Джекки открыла глаза, и они снова оказались лавандового цвета – большая часть красных прожилок исчезла. Она допила чашку, налила себе третью уже сама и принялась пить не спеша.

– Простите, – сказала Джекки через несколько минут и снова прокашлялась. – Вчера я никак не могла заснуть, – объяснила она, и на этот раз голос ее звучал почти по-человечески. – Поэтому я пропустила несколько стопок рома. – Она передернула плечами. – Ну, «несколько» – это мягко сказано. Все равно не помогло. Поэтому я приняла пару таблеток снотворного. – Джекки закрыла глаза и медленно покачала головой. – Мамочка моя родная, уж это-то помогло. – Она покачала головой и охнула. – Я, наверное, почти повторила Мэрилин.

– Чего? – не понял я.

– Монро, – она слабо улыбнулась. – Ну, знаете, была такая богиня киноэкрана, которая приняла смертельную дозу. Ох, голова моя…

– Может, вам дать аспирина?

– Я приняла. Таблетки четыре… или пять. Сейчас должны подействовать. – Джекки прикусила губу, потом тяжело вздохнула. – Это все из-за этого типа. Охотника. Патрика как там его.

– Бергмана, – с готовностью подсказал я.

– Угу, – согласилась она. – Я все думала о том, что он где-то там, возможно, следит за мной прямо сейчас, а может, уже пробрался в гостиницу и отпирает дверь моего номера…

На короткое мгновение я задумался, не сказать ли ей, что Патрику не совершить больше ничего, если не считать разложения. И в нормальном, рациональном мире я бы так и сделал. Нет, правда, какой разумный человек будет возражать против ликвидации жестокого убийцы, проделывавшего отвратительные вещи с живыми людьми и получавшего от этого удовольствие? Однако, поразмыслив еще пару секунд, я сообразил, что Джекки может расценить мой поступок как не самую лестную характеристику меня самого, так что, возможно, идея не самая удачная. Поэтому я прибег к утешениям попроще:

– Дверь закрыта на цепочку, а на диване ждет хорошо вооруженный Декстер.

Джекки еще раз кашлянула.

– Я понимаю. Но ночью, в темноте… В темноте все кажется больше и страшнее.

Разумеется, в этом она была права, но я не стал этого говорить, а просто кивнул.

– А потом, – продолжала Джекки, – я начала думать о том, что вы говорили, – как он может спуститься по веревке на балкон, и – честное слово! – услышала, как он скребется в окно. Я вскочила, и выглянула, и… – Она покачала головой и невесело улыбнулась, словно досадуя на саму себя ночную. – Глупо, правда?

– Ну… – сказал я.

– Да нет, спасибо, вам вовсе незачем со мной соглашаться. – Она вздохнула и уставилась на большое блюдо под серебряной крышкой на столе. – Это что, завтрак?

– Ваш обычный, – кивнул я.