Последний единорог, Два сердца

– Я расскажу вам кое-что, – начал Шмендрик. – Мальчиком я учился у величайшего из волшебников – великого Никоса, о котором я уже говорил. Но даже Никос, который мог превратить кота в корову, снежные хлопья в подснежники, единорога в человека, не мог сделать из меня даже ярмарочного шулера. Наконец, он сказал мне: «Сын мой, твое неумение столь огромно, а неспособность так велика, что я уверен – в тебе кроется сила более великая, чем что-либо, известное мне. К несчастью, сейчас она действует не в ту сторону, и даже я не могу изменить этого. Это значит, тебе предопределено самому когда-нибудь обрести себя. Но, по совести, тебя для этого нужно столько… Словом, я обещаю, что впредь от сего дня ты не будешь стариться, вечно неумелым и беспомощным странствуя по свету, пока, наконец, однажды не обретешь себя и не поймешь, кто ты. Не благодари, твоя участь повергает меня в ужас».

Белая девушка смотрела на него ясными амарантовыми глазами единорога, мягкими и пугающими на совершенно новом лице, но ничего не сказала. Спросила Молли Отрава:

– А если ты найдешь свою магию – что тогда? – Тогда заклятье исчезнет, и я вновь начну умирать, как в тот миг, когда появился на свет. Даже величайшие волшебники старятся, как все люди, и умирают. – Он пошатнулся, на мгновение задремал, уронив голову на грудь, и вновь открыл глаза: высокий, тощий, оборванный мужчина, от которого пахло вином и дорогой. – Я говорил вам, что я старше, чем кажусь, – сказал он. – Я был рожден смертным и так долго и так глупо был бессмертен, но когда-нибудь вновь стану смертным, поэтому я знаю кое-что, чего не может знать единорог. То, что может умереть, – прекрасно, прекраснее, чем живущий вечно единорог, самое прекрасное существо на свете. Вы понимаете? – Нет, – ответила она. Волшебник устало улыбнулся. – Вы поймете. Теперь вы в сказке вместе со всеми нами и должны идти туда, куда она несет нас, хотите вы того или нет. Если вы хотите найти свой народ, если вы хотите вновь стать единорогом, вы должны, повинуясь ей, идти в замок Хаггарда, в любое место, куда она поведет нас. История не может закончиться без принцессы. Белая девушка сказала:

– Я не пойду. – Напрягшись всем телом и уронив холодные волосы, она отступила назад. – Я не принцесса, я не смертная, и я не пойду. С тех пор, как я оставила свой лес, я встречала только зло, и только зло может встретить единорога в этой стране. Верни мне мой истинный вид, и я возвращусь к себе, к своему пруду, своим деревьям. Твоя сказка не властна надо мной. Я единорог. Я – последний единорог.

Не говорила ли она это однажды, давным-давно, в сине-зеленом молчании деревьев? Шмендрик по-прежнему улыбался, но Молли Отрава сказала:

– Преврати ее обратно в единорога, ты сказал, что можешь это. Отпусти ее домой.

– Я не могу, – отвечал волшебник. – Я уже говорил, что пока еще не властен над магией. И поэтому я тоже должен идти в замок, навстречу ожидающей нас там судьбе. Если бы я попробовал сейчас, то, наверно, смог бы превратить ее в носорога И это в лучшем случае, а в худшем… Его передернуло, и он умолк.

Девушка отвернулась от него и посмотрела в сторону сгорбившегося над долиной замка. Нигде, ни в одном окне, ни около колеблющихся башен не было ни малейшего движения, не было видно и Красного Быка. Но она знала, что он останется там, у корней замка, пока вновь не настанет ночь: сильней всякой силы, непобедимый, как сама ночь. Во второй раз она прикоснулась к месту, на котором прежде был рог.

Когда она обернулась к ним, оба, мужчина и женщина, спали там, где сидели, уронив головы с открытыми ртами. Придерживая одной рукой черный плащ у горла, она стояла и прислушивалась к их сонному дыханию. В первый раз, еще очень слабо, до нее донесся запах моря.

IX

Часовые заметили их незадолго до заката, когда особенно слепило глаза плоское море. Они расхаживали по высокой скособочившейся башенке. Башни нарастали из замка, словно корни странного дерева, решившего расти наоборот, корнями кверху. Отсюда часовые могли видеть всю долину Хагсгейта, вплоть до города и остроконечных гор за ним, и дорогу, ведущую от края долины к громадным покосившимся главным воротам замка Короля Хаггарда.

– Мужчина и две женщины, – сказал первый стражник. Он поспешил на другую сторону башни. Это могло бы вывернуть наизнанку желудок непривычного человека – ведь башня покосилась настолько, что, огибая ее, часовые смотрели то в небо, то в море. Замок стоял на краю скалы, ножом обрезавшей тонкую желтую полоску пляжа, на которой, словно через прорехи в платье, торчали зеленые и черные скалы. Восседавшие на скалах мешковатые птицы давились от смеха: «Вот как! Вот как!».

К первому стражнику легкой походкой приблизился второй.

– Мужчина и женщина, – сказал первый. – А вот та фигура в плаще – не знаю…

Оба они были в самодельных доспехах из плохо выделанных шкур с нашитыми на них кольцами, крышками от бутылок, звеньями цепей, лица их скрывали проржавевшие забрала, но голос и походка первого выдавали старшего.

– Существо в черном плаще, – повторил он, – не суди заранее о его сути.