Последний этаж

— Адрес я тебе дам. — Татьяна Сергеевна достала из сумки блокнот и из карманчика в нем вытащила глянцевито блеснувшую визитную карточку. — Вот тут есть все: и адрес, и телефон, только смотри — не потеряй.

Маша мельком взглянула на визитную карточку, даже не прочитав ее, с лихорадочной поспешностью завернула в новенькие хрустящие десятирублевки и, боязливо оглядевшись по сторонам, вначале посмотрела на свою сумочку, а потом, словно что-то передумав, еле уловимым движением пальцев засунула сверточек с деньгами и визиткой за пазуху.

— Вот это — молодец!.. Вот так нужно беречь денежки!.. — Татьяна Сергеевна бросила взгляд на часы и, словно спохватившись, запричитала: — О, миленькая, я с тобой заговорилась. У меня еще дел невпроворот. Да и ты, давай, не теряй времени. Садись в метро и поезжай на Курский вокзал. Если будет трудно с билетами, позвони мне вечерком. Мой домашний телефон — на визитной карточке. Постараемся подключить к твоей беде начальника вокзала или дежурного по вокзалу. — Татьяна Сергеевна встала и привычным жестом разгладила на себе слегка смятую юбку. Встала и Маша. Только теперь Татьяна Сергеевна смогла по-настоящему, отойдя от нее на шаг в сторону, окинуть взглядом с ног до головы стройную высокую фигуру девушки и ее спускающуюся до самых колен толстую русую косу.

— Да ты совсем раскрасавица!.. Дай-ка я тебя поцелую. — С этими словами Татьяна Сергеевна, слегка пригнув к себе голову Маши, чмокнула ее в щеку, крепко пожала ей руку и на прощанье напутствовала: — Помни, доченька: хотя Москва — столица и всем городам город, но в старину о ней говорили: «Москва слезам не верит», «Москва бьет с носка»… Москва — это тебе не Тетюши и не Чебаркуль. Здесь девять миллионов, целое государство, так что всегда держи ушки на макушке и кому попало не доверяйся. Желаю тебе в добром здоровье благополучно добраться до дома. Да черкани мне письмецо, как доехала, адрес — на визитной карточке. Ну, я побежала. — Татьяна Сергеевна ласково, по-матерински искренне улыбнулась и, помахав девушке рукой, направилась в сторону площади Пушкина, где ее должна ждать машина, которая отвезет ее в Комитет Советских Женщин.

Пока шла до площади Пушкина, из головы не выходила Маша, ее большие заплаканные глаза, в которых вспыхнули одновременно радость и испуг, когда она увидела перед собой три новенькие десятирублевые бумажки. Даже представила ее лицо после того, когда она прочитает визитную карточку и из нее узнает, что ее «ангел-хранитель» — народная артистка Татьяна Сергеевна Лисогорова, автор очерка «Коса» в журнале «Театр» — одно и то же лицо, то она, как представлялось Татьяне Сергеевне, придет в трепет и смятение. И от всего этого, от только что содеянного добра, на душе у Татьяны Сергеевны стало как-то по-особенному светло и легко. Она даже подумала: «Так, наверное, чувствует душевную радость медсестра, вытащившая с поля боя истекающего кровью тяжелораненого солдата. И даже не командира, а молоденького, раненого в первом бою солдата, который благоговейно, как на родную мать, смотрит на свою спасительницу. А ведь она и летами-то, может быть, старше его всего-навсего на каких-нибудь три-четыре года.

Татьяне Сергеевне тут же вспомнились стихи Ивана Кучина, которые лет десять назад прочитала в «Правде». Эти стихи потрясли ее и на всю жизнь запали в душу. А ведь всего-навсего в них передан краткий, как миг, и горький, как полынный привкус, крохотный эпизод войны. Молоденькая девушка-крестьянка из смоленской деревни в морозную лунную ночь везет на дровнях тяжелораненого солдата, который, как ей кажется, глядя на его серое бескровное лицо, вот-вот умрет. Лошаденка тощая, заморенная, еле тащит дровни. Того и гляди, упадет… И вдруг в какую-то минуту девушке, склонившейся над затихшим раненым, кажется, что он умирает. И она, обливаясь слезами, склонилась над его лицом и умоляет: «Дяденька, не умирай…» А «дяденьке» было всего восемнадцать лет, он ее ровесник.

Как назло, машины, которая должна ждать ее у входа в редакцию журнала «Москоу ньюс», на месте не оказалось. Только теперь Татьяна Сергеевна вспомнила, что шофер может минут на десять-пятнадцать задержаться: по пути из Внуково, куда он должен отвезти в аэропорт режиссера Самарина, он еще заедет на бензоколонку заправиться и по пути где-нибудь на скорую руку пообедать. Чтобы как-то скоротать время ожидания, она прошла к памятнику Пушкина, у подножия которого, как всегда, лежали живые, чуть привядшие цветы. Склонив голову, поэт смотрел с пьедестала на землю, и в его задумчивом, печальном взгляде гордого, но усталого человека Татьяна Сергеевна читала что-то очень близкое и родное. А внизу, у подножия, на грани постамента были выбиты слова его вещих пророческих стихов:

…И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал…