Последний еврей Багдада

Судья ударил небольшим жезлом по стоявшему сбоку от него бронзовому щиту. Стражник взял мужчину под локоть и потянул в сторону стоящих на краю площади клеток. Женщина медленно двинулась за ними. Капли пота, как по сигналу распорядителя соревнований, одна за другой устремились к подбородку, оставляя на пыльных щеках влажные серые бороздки.

— Следующий, — устало произнес жрец правосудия. Служка отставил в сторону веер и бросился менять сосуды местами.

На раскаленные, пахнущие асфальтом плиты вытолкали щуплого махаута. Судья заглянул в табличку, которую ему поднесли. Глина еще не успела просохнуть, и пухлые пальцы законника оставили на ней неглубокие вмятины.

— Двойное убийство, — также вяло и монотонно провозгласил он, — обвиняемый задержан представителями властей на месте преступления. Орудие убийства — нож в форме отточенного по внешней кромке кольца — прилагается. Интересная вещица. Первый раз такую вижу.

Толстяк опасливо, одним пальчиком потрогал поднесенное ему служкой на подносе кольцо из светло-серого металла. Оно было покрыто сгустками запекшейся крови.

— Ты признаешь свою вину? — обратился служитель правосудия к махауту.

— Он ничего не понимает, так как не знает языка, — выкрикнул кто-то из толпы.

— Ты хочешь сказать слово в защиту обвиняемого, Катран? — обратился судья к кричавшему. — Он тебя нанял?

— Меня наняли его друзья, — ответил возмутитель спокойствия и вышел вперед.

Те, кто присутствовал на суде впервые, с удивление уставились на защитника, внешне больше похожего на матерого шулера. Завсегдатаям судебных заседаний он был прекрасно знаком. Катран — прохиндей неопределенного возраста — каждый день ошивался на самой площади и возле нее в те часы, когда тут слушались дела. Законы он выучил назубок и зарабатывал на жизнь, предлагая свои услуги убитым горем родственникам тех, кому предстояло предстать перед судом.

— Здесь дело ясное, есть свидетели, — потирая запачканные глиной пальцы, произнес судья, — парня не спасти. Но пока не истекло время, отведенное на это дело, я, так и быть, выслушаю тебя.

— Этот человек ни в чем не виновен, — начал Катран, — он бедный погонщик животных и приехал сюда по приглашению властей.

— Пастух? — уточнил судья.

— Погонщик слонов, ваша справедливость.

— То есть воин? И он воспользовался своим умением убивать в мирное время в черте великого города, будучи, вероятно, уверенным в своей безнаказанности!?

— Он никого не убивал. Напротив — он сам жертва нападения и неоправданного насилия. Драка была спровоцирована! Да-да! И я это докажу. Двоих убитых все знали. Кличи — Копыто и Ганзи. Ранее они трижды были судимы за драки. И каждый раз, замечу, их противники получали увечья. Об этом есть записи в архивах. Я сам, помню, их однажды защищал и, признаться, призывал остепениться, но, как теперь ясно, они меня не послушались.

— Довольно! — повысил голос судья. — Мы тратим время попусту. Убийство карается смертью. Прошлые заслуги преступника и его жертв рассматриваться не могут. И если в каждой драке ее участники будут пускать в ход оружие, тем более такое опасное, то скоро в Вавилоне не останется мужского населения.

— Есть еще смягчающие обстоятельства, — произнес защитник, — погибшие были изрядно пьяны. Я нашел свидетелей, которые могут это подтвердить.

— Эка невидаль, — скептически усмехнулся судья, — а обвиняемый, значит, был трезв?

— Так и есть, ваше беспристрастие. Во-первых, все происходило в месте, где не подают вина. А во-вторых, он принадлежит к касте, не знаю как правильно это будет по-нашему — что-то вроде сословия у людей или породы у животных, которой нельзя употреблять спиртное. У него на родине за нарушение этого запрета заливают в рот кипящее вино.

— Откуда ты знаешь то о чем, рассказываешь? — растянулся в довольной улыбке судья, которого позабавила мысль о подобном наказании.

— Мне рассказали об этом друзья обвиняемого. Они, конечно, лица заинтересованные, но я собираюсь побывать в порту и найти других, кто сможет это подтвердить. Прошу только отложить рассмотрение дела.

Махаут вертел головой из стороны в сторону, глядя то на судью, то на непонятно откуда взявшегося защитника. В наступившей внезапно тишине всем вдруг стало понятно, что прения чрезмерно затянулись: не слышно было журчания падающей воды. Верхний сосуд давно опустел.

— Время истекло, — спохватился судья, — приводи своих свидетелей завтра.

Вечером того же дня, когда на площади Правосудия слушалось дело индуса, его начальник — старший махаут настоял на встрече с царским посланником.

— А это правда, что вы предпочитаете убивать на расстоянии, — Ферзан вертел в руках отмытое от крови кольцо. С двух сторон на него был нанесен изящный узор в виде переплетающихся косичек.

— Когда нет контакта, карма чиста, — ответил Парс, — лучше — из лука или копьем. Так больше расстояние между тобой и тем, кому предстоит умереть. Чакрам — хуже. Далеко не метнешь. Меч и кинжал — совсем плохо, кровь на тебя попасть может. А хуже всего — голой рукой. Так убивать совсем нельзя. Только, если тебя убивают.