Сначала – еще тогда, когда одевалась в келье, и после, когда толкала высокие створки дверей, ведущие из монастыря наружу, – Белинда думала, что идет танцевать свой ежедневный танец для того, чтобы попросить у мира силы. Силы для того, чтобы грядущий поход прошел удачно, чтобы достойно выдержать испытание, чтобы не рухнуть лицом в грязь.
Но, придя на луг, обнятый закатным светом, вдруг поняла – не за тем. Не для молитвы, не для «попрошайничества» – ведь сил человеку дано ровно столько, сколько требуется для всех испытаний.
И потому танцевать она будет для другого – чтобы восславить данный ей жизнью момент, называемый «сейчас». Ведь еще до похода у нее есть этот самый луг и трава под ногами, есть чарующая мягкость вечернего бытия, есть безмятежный покой гор вокруг и благословенная тишина природы.
Да, она приняла решение – идет сегодня. И будь что будет.
Лин поклонилась до самой земли, скинула обувь, отставила ее в сторону и предалась движению. Раскинула руки в стороны и задвигалась, повинуясь единственному в мире ритму – ритму собственного сердца. Сделалась проницаемой, впустила в душу ветер, на мгновенье примерила на себя его крылья: «
Лин кружилась, чередовала состояния, как прекраснейшие платья, наслаждалась каждым. А, когда случайно, не прерывая танца, приоткрыла глаза, вдруг увидела, что справа от нее танцует Мастер Саин – танцует близко, всего в пяти шагах. И тело его повторяет те же движения, что и у нее – чудно, диковинно, невыразимо приятно. Она и почти незнакомый ей старик неожиданно стали командой, тандемом – двумя людьми, славящими мир за дары.
Выпустив из головы вопрос «почему он здесь?», она продолжила четкий ритм движений – есть бытие, есть настоящий момент и вся жизнь в нем.
Открыв глаза еще раз, заметила слева от себя еще одного человека, которого очень давно не видела вне кельи – Мастера Шицу. И он, прикрыв веки, танцевал тоже. Двигался, вопреки старости, легко, свободно, грациозно.
И навалилась вдруг радость – Мастера будто пришли поддержать ее. Сообщить, что она не одна, что она все делает верно, что у нее получится.
Такого бурного и в то же время тихого восторга Белинда не испытывала давно – с последнего дождя, со времен Большой Молитвы в золотом зале. Но там было «для всех».
А здесь «для нее».
И сделалось ей вновь кристально ясно, каково это – быть не одному; в груди безудержно ширилось и росло чувство единения – Лин казалось, что еще чуть-чуть, и она воспарит – оттолкнется босыми ступнями от земли и взлетит…
– Смотри-ка – танцует опять! – крякнул Мор. – Никак к нам собирается?
Черный пиджак его окрасился от заползающего за гору солнца бордовым. Ему шло. Но Мира смотрела не на пиджак – на девчонку на лугу.
– К нам, точно.
И на лице женщины в белом розовыми лепестками расцвела улыбка. И делалась все сочнее – танец набирал силу.
– Смотри, ведь делает все верно – общается с «сейчас».
– Им бы всем почаще с ним общаться.
Мор достал из кармана пиджака пустой кисет и потряс им – внутри забились о стенки крошки табака.
– Черт, остался без сигарет.
Он почему-то всегда забывал, что не курит – не курит по-настоящему. Да, может воссоздать из воздуха самокрутку, может даже прикурить ее и выпустить к потолку дым, может посмотреть, как она тлеет в его пальцах над пепельницей. Но к настоящим сигаретам человек слева не прикасался никогда.
– Слушай, – вдруг произнес он удивленно. – А ты знаешь, что ты хуже, чем я?
– Правда?
– Правда. Ведь это любовь толкает людей на необдуманные поступки. На идиотские, я бы даже сказал, поступки. И из-за тебя она сегодня собирается побывать там, где ей не место.
– Верно, из-за меня.
– То-то же! – обрадовался мужчина в пиджаке. – Из-за меня бы она точно не сунулась в лес. А вот ты…
И он не закончил фразу. Лишь растянул тонкие губы в улыбке: «Ты точно хуже».
Еще никогда, несмотря на то, что исполняла его каждый вечер, Белинда не получала такого удовольствия от танца. Будто сама только что побывала и грозовыми облаками, и скалами у горизонта, и дикими морскими брызгами, бьющими об утес. Это по ее ладоням катилось только что небесное светило, это ее платье украшали звезды, это ее мягкими и короткими волосами стелилась вдоль земли трава.