Последний фронтир. Черный Лес

Обрадовавшийся новым дровам костер теперь трещал весело и ярко – танцевали макушки пламени выше людских голов. Белинда колебалась, но недолго: вот он – ее шанс узнать правду. И если для этого нужно открыться – она откроется. Ей, собственно, и скрывать-то нечего, всего лишь заново поведать, какая она дура…

– Ну, что?

Бойд уловил, когда она внутренне сдалась, уселся на противоположное бревно, нагнулся, свесил сцепленные руки меж колен.

– Хорошо, согласна. Твоя первая.

Он улыбнулся косо – краешком рта.

– Договорились.

Спустя пару сотен перемигиваний звезд на небе, Белинда не смогла сдержать негодование:

– Чтобы так поступил собственный Начальник? Да что же он за скотина такая?!

Уоррен молчал. Ему нечего было на это ответить раньше, не было слов и теперь.

– Это ведь тебя ранили! Ты получил сначала пулю в спину, а после ссылку?

Голова с коротким ежиком волос качнулась вверх-вниз, как у игрушечного клоуна, в котором никогда не чувствовалось настоящего веселья, несмотря на прилипшую улыбку.

– И сколько ты уже здесь?

– Давно.

– Давно-давно?

– Давно, Белинда. Тебя ведь так зовут?

– Так.

Ей сделалось нехорошо – злость мутила разум. Она думала, что встречала на своем пути скотов? И поздравила саму себя – не встречала! Потому что не была знакома с неким уродом по имени Дрейк.

– Послушай, может, он просто задал тебе загадку? Мол, отыщи улей, сломай его, а после выходи. Давай попробуем?

– Дрейк никогда не был так прост и даже за годы, я уверен, не изменился. Он никогда не страдал созданием сценарием дешевых компьютерных игр.

– Возможно, ты его переоцениваешь.

– Возможно. Но я сомневаюсь.

– Бойд, ты этого не узнаешь, если…

Командир усмехнулся и качнул головой. А после принялся крутить самокрутку – достал сложенные в мешочек бумажки, пустой кисет и баночку с табаком.

– Притормози, Гейл, не гони коней. У меня впереди твоя история – забыла?

Да, точно, она забыла. На улице глубокая ночь, им бы спать, а не разговоры вести, но ей нравилось вот так сидеть с ним – темно, кругом стража из древесных стволов. Затерянный Уровень – Создателем забытое место. Выспаться они могут, когда отобьют очередную атаку.

А рассказывать о себе не тяжело. Если уж осудил сам себя, боишься ли чужого суда? Нет.

Прежде чем заговорить, она долго терла переносицу, искала слова.

– У меня все просто – из-за мужиков. Одного любила – избил, второго любила – отказал. Третьего пыталась защитить – умер.

Командос от такой краткости вдруг зашелся не то смехом, не то кашлем. Утер рот тыльной стороной ладони, взглянул с любопытством:

– А чуть подробнее можно?

– Можно. Но это будет долго.

– Я согласен на долго.

– Тогда завари, командир, чай.

Ненасытный костер ел сучья, поленья, траву, кору, хвою – костер был рад всему, до чего дотягивался. Он дотянулся бы и до зелени, но мешали разложенные кругом камни, бока которых полыхали оранжевым. Текла в лесу ночь, текли из души Белинды слова. Долго текли.

В какой-то момент, сложив дважды два, Уоррен громко расхохотался – так громко, что под тканью палаток ненадолго стих храп.

– Ты что, влюбилась в представителя Комиссии? Дура совсем? Они же не люди! Вот клуша!

Он смеялся так долго, что принялся вытирать набежавшие на глаза слезы.

Ей бы обидеться на подколки, но Лин лишь печально и светло улыбалась – к чему теперь обиды? Бойд прав: она глупая клуша, – но все уже в прошлом.

– Теперь я знаю, что не люди. Тогда не знала.

Отсмеявшись, коммандос уставился на нее с неподдельным весельем. Покачал головой:

– Слушай, ну, ты даешь. В Сиблинга, в рот мне ногу… Никогда бы не подумал, что в этого робота можно влюбиться. А за что – за то, что хорошо дрался?

Правдивый ответ звучал бы так: «За то, что с ним я почувствовала, что не одинока в этом мире, что есть кто-то, способный меня защитить». Но она не стала углубляться в детали, ограничилась более коротким:

– В том числе.

– Так я тоже хорошо дерусь. Рассмотришь мою кандидатуру?

Ночь преломилась на этом моменте – Бойд выглядел серьезным, с остатками усмешки на лице, но лишь с остатками. Белинда вдруг растерялась, ощутила, что ее слова будут что-то значить для него.

– Ты… ты меня смущаешь, когда так шутишь.

Она опустила взгляд, приклеилась им к углям.

– А кто сказал, что я шучу?

Теперь не к месту весело (вероятно, от смятения) сделалось ей:

– Пробуешь удачу, как Олаф?

– Пробую. А вдруг мне повезет?

Она не понимала его – обычно чувства рождаются не так, но здесь никто не говорил о чувствах. Здесь ей как будто предлагали… перепих.

Он прочитал ее мысли по лицу и пояснил:

– Я умру здесь, Белинда, я это знаю. Возможно, это последний момент в жизни, когда мне может обломиться кусочек тепла.

Ей бы снова обидеться, но она, как ни странно, его понимала. Действительно понимала. Однако вместо возмущения ощутила другое: этот человек, живущий здесь из года в год, достоин другого – не скоротечного перепиха. И, тем более, не последнего в его жизни.

– Ты не умрешь здесь, – отозвалась она жестко. – Я не позволю.

Поставила пустую кружку на землю, поднялась и пошла к своей палатке. Обернулась уже у полога.

– Мы выйдем отсюда вместе, Бойд, понял? Ты. И я.