Последний гетман

– Вы, как всегда, правы… мой дорогой Кирилл Григорьевич!

Он припал к ее руке, чуть повыше перчатки. На открытом запястье Екатерина, вероятно, ощутила слезы, руку не отдернула, другой рукой погладила взмокший парик:

– Полно, полно, я не забываю верных друзей… Негоже гетману, утритесь, – выдернула из-за кружевного обшлага платочек.

Кирилл махнул им по лицу, поцеловал… и без всякого спросу засунул за свой обшлаг, суконный.

– Ах, сантименты!… – начала отходить от недавнего наваждения Екатерина. – Извольте, граф, быть у меня к вечеру.- Слушаюсь, ваше величество, – и он взял подобающий тон…

Все же как ни хорошо знал гетман Императрицу Екатерину Алексеевну, и он бы вздрогнул, прочитав данную этим же вечером Инструкцию. Но того ему было не дано. Наисекретнейшую Инструкцию прямо с голоса Императрицы писал Григорий Теплов. Пространно и веско говорилось о судьбе узника номер один; между прочими там был и такой пункт:

«… Ежели, паче чаяния, случится, чтобы кто пришел с командою или один, хотя б то был и комендант или иной какой офицер, без именного, за собственноручным Ее Императорского Величества подписанием повеления или без письменного от меня приказа, и захотел арестанта у вас взять, то онаго никому не отдавать и почитать все то за подлог или неприятельскую руку. Буде ж так оная сильна будет рука, что опастить не можно, то арестанта умертвить, а живого никому его в руки не отдавать. В случае же возможности, из насильствующих стараться ежели не всех, то хотя некоторых захватить и держать под крепким караулом и о том рапортовать ко мне немедленно через курьера скоропостижного…»

VI

Екатерина не хотела, подобно Петру III, тянуть с коронацией. Шел второй месяц после дворцового переворота, а взаимные дрязги не утихали. Все жаждали получить больше того, что они уже получили. Григорий Орлов полеживал на дворцовых диванах с видом разобиженного дитяти. Как же, претендовал на титул Государя при своей возлюбленной Императрице, а остался всего лишь фаворитом! У него не хватало ни ума, ни такта Алексея Разумовского. Княгиня Екатерина Дашкова жила теперь с мужем во дворце, на правах статс-дамы, но тоже вроде как была обнесена честью; в порыве всеобщей славы она возомнила себя первой организаторшей «революции» на французский лад – ни больше ни меньше. Но назойливее всех вел себя Бецкий – поговаривали, отпрыск прежних коронованных дам. Кирилл Разумовский, на правах какого-то непонятного главнокомандующего, вынужден был тоже бывать во дворце – время после переворота шло смутное, тягостное. Околачивался граф Кирила там, не зная, что делать. Еще из прошлого царствования знал он все закоулки громадного деревянного дворца; из какой-то опаски Екатерина не решалась перебраться со всем своим двором в новый Зимний, где шли бесконечные отделочные работы.

Вскоре произошла эта смехотворная история. Влетев в приемную, где кроме Екатерины была одна лишь Дашкова, Бецкий повалился на колени с воплем: «Скажите, ваше величество, кому вы обязаны вашим воцарением?!» Зная его непомерную экзальтацию, Екатерина спокойно ответила: «Я обязана своим воцарением Богу и избранию моих подданных». Бецкий начал стаскивать с себя Александровскую ленту со словами: «Разве не я настроил к этому умы гвардейцев? Разве не я бросал деньги в народ?» В это время в кабинет вошел Разумовский – уж и не припомнить, по какому поводу; последние слова он услышал и со своей обычной флегмой посоветовал: «Ваше величество, вы ищете достойного человека, кому можно поручить изготовление короны, – вот он перед вами!» Бецкий был в восторге от такого предложения.

В общем, корона была готова, и медлить дальше не имело смысла. Двор засобирался в Москву. Из двадцати пяти сенаторов двадцать должны были сопровождать Императрицу, а пятеро, во главе со старшим сенатором Неплюевым, оставаться на страже Петербурга. Кирилл Разумовский опасался, как бы ему не угодить на эту почетную должность, но Бог миловал. В сутолоке Императрица позабыла, что он своего рода главнокомандующий над всеми окрестными полками и гарнизонами. Вновь назначенный сенатор – где ж ему быть, как не в свите Государыни? Ко всему прочему было решено до торжественного въезда в первопрестольную остановиться в подмосковном имении, Петровском. Лучшего пристанища не сыскать. Одно – что на Петербургской дороге, а другое – что и обширно, и удобно для пребывания.