Читаем Последний гетман полностью

Гетман был польщен тем, что Императрица остановилась именно в его подмосковном имении. В самом деле, нельзя же было прямо с дороги въезжать в Первопрестольную. Елизавета – да, она прямиком катила в Головинский дворец, неоднократно горевший и вновь восстанавливаемый. Но что позволялось дочери Петра Великого, не было позволено бывшей принцессе захудалого немецкого княжества. Чем дольше отстукивали часы от событий 28 июня, тем придирчивее становилась Екатерина к самой себе. Кажется, в ее душе стоял какой-то часовой с ружьем; направо ли, налево – повиновалась безропотно. Она не могла терпеть соглядатаев, хотя всегда казалась безупречно радушной к людям. Но это было вышколенное радушие; едва ли она испытывала к кому-то искреннюю привязанность. Включая и Григория Орлова, увы… Инстинкт самоудовольствия, не больше; пройдет не так уж много времени, как будет не нужен и он. Не ревность, не злорадство – внутренний голос о том говорил. Этот же голос и спросил: к чему ночная встреча людей, словно бы ищущих друг друга?!

Без сомнения, это ломился Орлов. Прямо через кусты, напрямик. Разумовский мог бы незаметно отвернуть в сторону, тем более что все закоулки сада были прекрасно знакомы. Но нос к носу сошлись.

– Ба, граф Кирила!

– Ба, граф Григорий!

С легкой руки Императрицы Орлов недавно получил немецкое графство. Тут, кроме женского, был и обычный «политикёс». Фридрих заискивал перед Российской Государыней, истощенный только что прошедшей Семилетней войной, а что могло быть лучше оказания услуг нетитулованному другу? Он делал все обдуманно и разумно; столь Же обдуманно поступила и Екатерина, приняв предложение от недавнего российского врага. Полугодовое царствование Петра III не могло ведь выветрить в войсках, тем более в гвардии, вражьего духа. А так – все довольны. Фридрих, Екатерина и, конечно же, сам Орлов. И гвардия. Одно дело, когда в фаворитах пребывает рядовой, не очень-то умный солдафон, и другое – великородный граф. Тут можно и подзабыть, и простить немецкое происхождение Государыни…

– Право, граф Григорий, мы как будто свидание в этих кущах назначили?

– А почему бы и нет, граф Кирила? Осточертели мне эти царские пиры!

– Ого! Смелые, брат, речи, зело смелые… Но пиры-то не царские – графские. В большу-ую копеечку мне обошлись!

– Так ведь можно было и не набиваться на гостеприимство? Столь разорительное?

– Можно было и новому графу не утруждать себя столь дальним вояжем, а заняться устройством своих именьиц.

Тут был нехороший попрек, и Разумовский поспешил замять ненужный разговор:

– Да, но о чем это мы?.. Вот русская привычка! – Да и хохлацкая, – поправился он.

– Да хоть и немецкая, – совсем дружески шел на сближение Орлов. Оставалось только удивляться: истинные заговорщики!

Орлов появился из боковых кустов. Кирилл шел по одной из главных аллей. Там была протянута по шестам сигнализация, он дернул за один из свисавших шнурков. Двух минут не прошло, как выскочил на свет горевших плошек Измайловский денщик, с походным подносиком, разумеется. А столики – вот они, по бокам укрытно расставлены.

– Ловко! – похвалил Орлов.

– Поживете с кое, наловчитесь. Орлов явно хотел поговорить.

– Даже не знаю, стоит ли забивать ваши уши всякими сплетнями…

– Ну, если дельные?

– В том-то все, что не бездельные… – недолго мялся Орлов, пока два бокальчика опрокидывал. – Вы не слишком доверяете Григорию Теплову?

Кирилл Разумовский задумался. Что-то ведь такое у него в душе было… Слишком быстро Теплов отходил и от гетмана, и от президента Академии, и от ученика своего, наконец. Ответил уклончиво:

– Привык, граф Григорий. Доверяю безмерно…

– Все мы без меры, граф Кирила… По вхожести своей в покои Государыни, я, может, что и лишнее ведаю, да не все ж болтаю. Но вот например, не хвастался ли пред своим благодетелем Теплов, что за день до поездки в Москву он был удостоен звания статс-секретаря? Звание немалое.

Нет, Теплов не хвастался, а граф Кирила ведать о том не ведал.

– Что ж, Императрице неловко, что имеет дело с простым секретарем. У Елизаветы Петровны был барон Черкасов, ну а у Екатерины Алексеевны статс-секретарь?

Орлов посмеялся:

– А если я дальше продолжу? В такой или еще большей роли он войдет и в Сенат… Нет, пока звания сенатора не получив. Пока! Но он уже действительный статский советник? За два-то месяца?

Посмеялся и Разумовский:

– Уж не ревнуете ли вы, граф Григорий? Орлов обиделся:

– Я мог бы ревновать к вам, граф Кирила. Но не к сыну же истопника!

В таком разговоре оба начисто позабыли, что сами не из древних родов вышли. Первым Разумовский опомнился:

– М-да, тут стоит поразмыслить…

– Стоит. Погуляйте для размыслил, а я к пирам возвращусь. Как бы меня не хватились!

Орлов скорым шагом умотал встречь огням дворца, а Разумовский, как-никак хозяин, с грустью подумал: что ж его-то никто не хватится?..

Ну, кроме слуг и денщиков, которые следят, конечно, издали.

<p>VII</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Сподвижники и фавориты

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза