Читаем Последний гетман полностью

– Вестимо, я со помощниками…

– Фамилии, граф! Дальше хитрить было нельзя.

– Адъюнкт и смотритель типографии Тауберт…

– Но он же старик? Кто писал… пускай и под вашу диктовку?

– Другой адъюнкт, начальник академической канцелярии, а по совместительству – и начальник канцелярии гетманской, Григорий Теплов.

– Не тот ли, что истинно по-русски ругал голштинцев и был посажен на гауптвахту по приказу Петра?

– Тот, ваше величество.

– Так что ж он – сочинял Манифест, сидя на гауптвахте?

Начав говорить, пришлось и договаривать:- Мои сержанты еще с вечера отбили его. Потребен был, ваше величество…

– Ну, и сейчас потребен. Срочно пришлите ко мне. Разумовский пустился вниз, чтоб исполнять приказание.

Так вот и запродал своего давнего учителя и личного секретаря. Но разве Государям отказывают?.. И вдруг навстречу – Теплов.

– Кирилл Григорьевич, вы меня вызывали?

– Государыня вызывала, – ответил, недоумевая: как же пострел успел поперед приказания?!

А следовало бы принять во внимание: хоть и жалуется новая Государыня на недостаток услужающих, а их вокруг нее пруд пруди. Григорий-то Орлов – разве не командует новыми служками? Гремя по ступенькам; шпагой, он опять куда-то побежал, насвистывая. Все предчувствовали фавор, все льнули не только к Екатерине Алексеевне, но и к ее окружению. Словно забыли: в Ораниенбауме, поди, еще пьянствует вчерашний Император, ни сном ни духом не знающий о сегодняшнем перевороте. Да и шлиссельбургский узник – тоже Император… Трех-то – не многовато ли даже для такой огромной страны, как Россия?!.

Разумовский, конечно, знал, что часть казаков, посланных с Украины в Пруссию, для каких-то целей была отозвана Петром III под Петербург. Цели!… Не надеясь на войска – почему же не потрафить казачишкам? О судьбе полковника Галагана, заброшенного на окраины империи с двухтысячным полом, о судьбе других полков гетман понятия не имел, поскольку Петр о том не распространялся. Но эта встреча?..

Еще на подходе к своим измайловцам, которым разрешено было отдохнуть в тени деревьев, Разумовский встретил широко шагавшего… кто бы мог подумать – атамана Степана Даниловича Ефремова! И тот не ожидал встретить гетмана.

– Ясновельможный пан гетман?..

– Атаман запропавших казаков?..

Они обнялись, так что казацкая сабля с Измайловской шпагой в перезвон пошли.

Ефремов не входил в число близких гетманских друзей, был даже излишне непослушен – а кто из казацких старшин и полковников отличался послушанием? Тем более в походах; казацкая конница не столько для штурма, сколько для устрашения неприятеля. Носится перед ощетинившимися полками яко вихрь неуправляемый. Где атаман, где есаул, где и сам полковник – не разберешь. Отсюда и страх рождался. В плен казака разве мертвого возьмешь. Конечно, пытались их приучать к боевому строю, да приучи-ка!

Залюбуешься при взгляде на такого атамана. Красив и статен не по годам. Не мальчишка, но как не пофорсить в Петербурге, перед дворцом Государыни.

– Какими судьбами, атаман? Сказывал мне обиняками Петр Федорович, Государь… да, бывший, считай… что все казаки остались по-за Двиной-рекой на прусской земле…

– Были и там, пан гетман, но нас оттянули поближе к Риге, ни довольствия, ни денег не давая. Да и главнокомандующего нет, не поймешь, кого слушать. Фельдмаршал Бутурлин то ли отозван, то ли в крепости где- простому атаману не докладывают…

– Ну, не так ты прост, Степан Данилович, раз здесь оказался.

– Мы ж не пехота, мы ж конь-два. Аллюр три креста! Поближе к Петербургу, чтоб спознать, что тут у вас замышляется.

– И спознали?

– А как же, Кирилл Григорьевич. Фельдмаршал Миних именем Государя приказал готовиться к датскому походу, со всеми стреноженными конями на корабли… да мы-то не подчинились. Мы прямым ходом на Петербург. Вести до нас доходят быстро, пан гетман. Будем присягать новой Государыне.

– Да где ж твои казачки? – удивился Кирилл Григорьевич, видя всего лишь одного разудалого ординарца.

– Казачки?.. А они по Нарвскому тракту. Отдыхают пока. Вот я иду присягать. Чтоб все законно.

– Но я – то присягал со всем своим полком! Атаман Ефремов рассмеялся:- Иль не знаете наших казачков, ясновельможный пан Гетман? Такую разведут в Петербурге бузу, что и Государыню перепугают. Лучше, чтоб я один за всех. Мне поверят. Так скорее и надежнее.

Кирилл Григорьевич видел, что атамана не переспорить. Да ведь так испокон веков водилось: казачий круг присягал атаману иль полковнику, а тот присягой поручался пред гетманом, царем или каким российским генералом.

– Не сомневайся, ясновельможный. Я ведь не только похмелялся по петербургским кабакам, – красиво отер атаман еще не седые усы, – я все здешние разговоры слушал. Прежний-то Государь еще в Ораниенбауме сидит? Не гнать же всю армию туда. Казаки да вот еще гусары летучие – вполне хватит нас, чтоб по-пужать Петрушку и заставить отречься его от непосильного дела.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сподвижники и фавориты

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза