Последний грех

Меня пытали… Я знаю, что такое боль. Должен ли я показать врагам своим этот океан боли? Должен ли я пытать их, чтобы они почувствовали хотя бы толику страданий, которые пережил я? Убийца убийц и мучитель мучителей обретет ли спасение? Кто даст мне ответ? Только ты, Господи, всесущий, всевидящий и всеведающий, отец небесный, отец мой.

Дай мне ответ! Направь меня, открой истину сокрытую, покажи знак тайный, только нам с тобой понятный!

Я должен знать, должен быть уверен, что это ты ведешь меня своей твердой рукой, как пастух ведет собаку свою, чтобы та оберегала овец, а волкам перегрызала глотки. Но разве я сильный страшный волкодав? Разве я сторож брату своему? Или я сам овца, которая нуждается в стороже?

Я запутался и раздвоился, Господи, я и то и другое. Я с разбитым черепом лежу у разоренного алтаря, и я же братоубийца, склонившийся над трупом. Я слышу голос отца: «Каин, где брат твой Авель?»

Глава 15

– Короче, я опять завалился, так получается?

Соколов изо всех сил старался сдержать злость и досаду. Криками здесь ничего не добиться. Этот упырь только похихикает про себя, а ты, Славик, будешь выглядеть последним идиотом. «Он начальство. А к начальству нужно относиться уважительно», – повторял про себя, как мантру, Святослав. Это правило еще в академии в него вдалбливал полковник Патрин. Хорошо вдалбливал, до спинного мозга, до основания. Однако в сложившихся обстоятельствах по основанию быстро расползались трещины.

Майор слышал, что его голос начинает звенеть и скрежетать. Еще немного, и он откровенно сорвется на крик… И расскажет этому вонючему козлу все, что он думает на его счет.

Нет! Так нельзя. Это тупиковый ход.

Милиционер несколько раз провел по своей экстремально короткой прическе, глубоко вздохнул и попытался снова воззвать к порядочности собеседника… Хотя, конечно, вряд ли эта гнида в курсе, что сие слово означает в принципе. Тем не менее попытка, как говорится, она попытка и есть.

– Я ж обещал, что насильника накажут, – с нажимом на слово «обещал» произнес Соколов. – А им ничего не будет! Я людям обещал! Товарищ Сковородько, я прошу вас! Ведь в СИЗО сидит преступник! Зачем его отпускать? Только закон нарушать и народ злить!

– Ты, майор, не кричи, – раздался в ответ из черной телефонной трубки скрипучий голос. Казалось, будто старая несмазанная дверь отвратительно скрежещет, срываясь временами на пронзительный визг. – Я тебе сразу сказал, что надо и что не надо.

Майор готов был поклясться, что нынешний глава администрации в эту самую секунду рисует бесформенные каракули в своем настольном блокноте и даже не особо слушает, что говорит ему собеседник:

– Лосева и Багирова не трогай. Их людей не трогай. Лучше настоящих преступников ищи. А их не трогай.

– Да я их даже допросить толком…

– Ищите настоящих преступников! – грохнуло в ответ, и пошли короткие гудки.

Соколов в сердцах бросил трубку на аппарат с такой силой, что она подскочила и упала на стол.

– Сука!

С усилием втянув воздух в легкие, чтобы хоть немного остудить обуревающий его гнев, Святослав вернул трубку на рычаг.

И телефон тут же зазвонил. Да какого хрена?! Кого там еще несет?

– Да! – гаркнул он в микрофон.

На том конце провода сначала воцарилась тишина, а затем зазвучал голос, в котором отчетливо слышались нотки растерянности:

– Святослав Иванович… Это я, отец Роман.

– Что случилось? Слушаю! – вздохнул майор. Ему стало стыдно, что он сорвался на ни в чем не повинного человека, да еще и помогающего следствию.

– Святослав, у нас в монастыре… – священник сделал долгую паузу, явно подыскивая нужные слова, а затем выплеснул на одном дыхании: – …жестокое убийство. Скорее всего, ритуальное.

У Соколова на сегодня запас эмоций уже кончился, поэтому он только плотно прикрыл глаза и еще раз глубоко вздохнул:

– Еще чище! Давай подробности. Выезжаем сейчас же. Кто, когда… Ничего не трогайте.

Пока он так говорил, пальцы автоматически набрали на кнопках внутреннего телефона нужный код, и, услышав с той стороны ответ, майор отдал распоряжение:

– Опергруппа – на выезд! Убийство.

Тем временем отец Роман его заверил: