Последний Иггдрасиль

Стоя в тусклой рассветной дымке в ожидании своего друга-солнца, она ощущала все свои бесчисленные ветви, потоки минеральных растворов под корой и всплеск фотосинтеза в листьях, впитывающих первый свет нового дня. Ощущала дыхание ветерка над равниной и радостную суету мелких существ в зелени кроны, которые добывали себе пропитание в полях, а весной строили гнезда и выводили птенцов. Осязала корнями копошение в почве еще более мелких существ, которые перерабатывали отходы в полезные удобрения.

Поднялось солнце, наступил полдень, и над ее пышной зеленой головой раскинулось яркое вангоговское небо, а ветерок набрал силу, играя россыпью алых цветов на ее платье. Время стало ускоряться — быстрее, еще быстрее — тысячекратно. Пришел вечер, за ним ночь, потом опять день. Свет и тьма мелькали, чередуясь, наступила летняя жара с грозами и ураганами, шагавшими от горизонта к горизонту на своих черных ногах. Пришли осенние дожди, с которыми вместе осыпались на землю ее бесплодные орехи, а затем и листва. Она уснула, не замечая ледяного ветра и снега, а когда проснулась к весне, вдруг ощутила странный голод, которого не замечала прежде и осознала только теперь, когда он стал сильнее. Что-то было не так, какая-то неправильность. Она окинула взглядом окрестности в поисках этой неправильности, а когда, наконец, поняла, то заплакала. Тогда-то и постучал в дверь индеец, чтобы разбудить ее. «Да?» — ответила она, а потом: «Спасибо, Оуэн», и долго лежала в зеленоватом сиянии рассвета, стараясь припомнить, в чем же та причина… но так и не смогла.

Не могла и теперь, сидя в столовой над второй чашкой кофе. В памяти осталось лишь ощущение собственной величественной красоты, раскинувшейся над темно-золотой равниной. Потом поняла, что гнетущей пустоты больше нет. Душу наполняла печаль и восторженное изумление перед гордым великолепием дерева.

Несмотря на толщину сучьев и ствола в нижней части кроны, к полудню Стронг продвинулся совсем неплохо. Каждую ветвь он делил на четыре куска, а участки ствола приходилось сначала разрезать вдоль по вертикали, иначе зубья клещей не могли их обхватить.

Из обеда, спущенного сверху, Стронг одолел только половину сэндвича, а остальное выбросил. Закурив сигарету, принялся за кофе. Контейнер с палаткой пришлось уже дважды перемещать ниже, сейчас придется еще раз. Опускаясь сквозь листву, он обрушивал водопад алых лепестков, но Стронга это уже не тревожило, «кровь» дерева стала привычной. Он будто стал машиной, запрограммированной уничтожить дом женщины, которую любил. Закрепил контейнер на новом месте, смотал веревку и снова атаковал дерево.

Птицы, не улетевшие на равнину, с хриплым хохотом метались между ветвей. Они уже поняли, что их убежище в опасности, и оставались в листве, пока срезанный участок не начинал подниматься в воздух, а затем в панике летели вниз, в гущу оставшейся кроны. Когда Стронг заглянул туда, то замер в изумлении. Ствол окружала деревянная конструкция, явно творение человеческих рук. Это был домик для птиц.

Больше всего удивляло, как удалось поднять его на такую высоту. Построен он был основательно, но во многих местах прогнил насквозь. Пол покрывали многолетние отложения птичьего помета, местами толщиной в полметра. Свежих заметно не было — похоже, строение не использовалось уже давно. На уцелевших участках стен виднелись часто расположенные отверстия, как раз чтобы пролезть хохотушке, а внутри сохранились остатки жердочек. Судя по всему, этому артефакту квантектилей было не меньше века. Как же все-таки его подняли сюда? А если построили здесь, то как доставили строительный материал?

На веревках, больше никак, и сами поднялись на них же, это единственный ответ. Антропологи утверждали, что квантектили питались исключительно пшеницей, но ученые — не всеведущие боги. Возможно, иногда аборигены позволяли себе разбавить растительную диету мелкой дичью. Для этого требовалось оружие, и самым вероятным был лук и стрелы. Сильный охотник с хорошим луком вполне мог запустить стрелу с веревкой, чтобы перебросить через нижний сук и забраться на него, а дальше все просто. Могли даже установить блок для подъема тяжестей. Конечно, теория довольно натянутая, слишком много допущений, но ничего другого в голову не пришло.

Обилие украшений подсказывало, что домик был построен еще на земле, а уже потом поднят. По правде говоря, даже в лучшие времена выглядел он довольно аляповато, с куполообразной крышей и башенками. Ни дать ни взять, пряничный домик. В то же время здесь не поместилась бы и малая часть всех птиц, обитающих сейчас на дереве. Может быть, прежде их было меньше? Да, скорее всего, с тех пор на это дерево переселились хохотушки с множества других, уже погибших.