Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова

Вскоре в Таврический дворец доставили первого важного пленника – Ивана Щегловитова[201]. Председатель Государственного совета и бывший министр. Керенский, подойдя к нему, громко выкрикнул: «Вы арестованы! Ваша жизнь в безопасности… Государственная Дума не проливает крови». Позже он приобрел всеобщее уважение за предотвращение массовой резни. Ведь поток важных арестованных все нарастал: князь Голицын, Штюрмер, митрополит Питирим[202], почти все министры царского правительства. Кого-то привели сюда силой, а некоторые сами пришли сдаваться.

В течение нескольких дней число пленников исчислялось уже сотнями. Найти адреса царских сановников оказалось совсем несложно – они указаны в телефонном справочнике, изданном в Петрограде в 1916 году. И все эти люди обязаны сохранением жизни именно Керенскому. Впоследствии, вспоминая дни Февральской революции, он писал: «В первые дни революции Дума была полна всеми типами ненавидимых чиновников монархии. День и ночь революционная буря бушевала над арестованными людьми. Огромные залы и бесконечные коридоры Думы были наводнены вооруженными солдатами, рабочими и студентами. Волны ненависти бились о стены. Если бы я шевельнул пальцем, если бы я просто закрыл глаза и умыл руки, вся Дума, весь Петербург, вся Россия могли утонуть в потоках крови…»

Протопопов, покинув последнее заседание Государственного совета, прятался всю ночь в мастерской какого-то портного. И вот, переодевшись в длинное, до пят, пальто и надвинув на глаза шляпу, он явился в Таврический дворец просить защиты у Керенского. Подкрался к нему в одном из коридоров, и прошептал:

– Это я, Протопопов.

Солдаты, узнав его, попытались арестовать. Но Керенский, заслонив несчастного от штыков и винтовок, громко крикнул:

– Не сметь прикасаться к этому человеку!

Толпа расступилась… и Александр Федорович стремительно понесся по коридору – «как горящий факел революционного правосудия», увлекая за собой тщедушную фигурку в помятом пальто.

Керенский был в те дни, казалось, вездесущим. И власть его стала огромной. Он олицетворял собою мост между Советом и Думским комитетом. Его воля, энергия и харизма увлекали за собою всех.

Весь день 28 февраля огромная квартира князей Путятиных, расположенная в правой части дома на третьем этаже, оставалась запертой изнутри. Хозяйка была в ужасе: только бы восставшие солдаты не ворвались внутрь, и не увидели там брата императора! Топот сапог, шум проезжавших под окнами машин, какие-то выкрики, стрельба… Михаил Александрович оставил в этот день в дневнике запись: «В 8 1/2 мы проснулись от усиленной езды автомобилей, как легковых, так и грузовых, переполненных солдатами и стреляющими, преимущественно в воздух, раздавались и сильные выстрелы от ручных гранат. Солдаты кричали “ура”, все автомобили разъезжали с красными флагами и у всех были красные ленты или банты на груди или в петлицах. День прошел для нас спокойно, и никто нас не беспокоил».

До полудня верные Николаю II войска, примерно полторы тысячи человек, удерживали последний форпост царизма – район Адмиралтейства. Но после того как мятежники направили на них орудия Петропавловской крепости, отряд распустили по казармам. Весь город оказался в руках повстанцев.

Грузовики с красными флагами, переполненные вооруженными людьми, на бешеной скорости носились по городу. То и дело раздавались выкрики: «Довольно, повоевали!» Солдаты и матросы врывались в квартиры важных сановников и министров, арестовывали хозяев и увозили их в Таврический дворец. Он в эти часы кипел как раскаленный котел.

Немало было случаев и мародерства, краж. Из-за лютых морозов в городе истощились запасы топлива, и многие жители Петрограда замерзали в своих жилищах. И вот к особняку Матильды Кшесинской, на Каменноостровском проспекте, подъехали четыре военных грузовика, доверху груженые мешками с углем. В сознании толпы Кшесинская была вовсе не прекрасной балериной, искусством которой восхищались столь многие, напротив, ее рассматривали как выскочку, фаворитку императорской семьи, которая незаслуженно получала дорогие подарки, привилегии. И вот уже в ее особняке все оказалось перевернутым вверх дном: рояль разбит вдребезги, роскошные ковры залиты чернилами, ванна полна окурков…

Хорошо еще, что Матильду заранее предупредили о скором нападении. Она едва успела скрыться, накинув на голову шаль, чтобы остаться неузнанной. И захватила с собой небольшой чемоданчик, в котором вынесла наиболее ценные украшения.

Еще больше повезло графине М. Э. Клейнмихель[203]. Она оказалась столь сообразительной и хитрой, что сумела без посторонней помощи спасти свой особняк от разграбления чернью. Еще до прибытия революционной толпы заперла все двери, закрыла ставнями окна и вывесила перед входом плакат: «Не трогать! Дом является собственностью Петроградского совета. Графиня Клейнмихель взята в Петропавловскую крепость». А сама хозяйка в это время срочно упаковывала вещи и обдумывала план побега. Но такие счастливые случаи были крайне редки.