Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова

Недавно командующим Петроградским гарнизоном был назначен старый друг Михаила Александровича и его сослуживец по Дикой дивизии, генерал П. А. Половцов. В июне он приехал с официальным визитом в Гатчину, и с ним тут же связался адъютант Михаила, князь Вяземский, попросив о встрече с великим князем. Открыто нанести ему визит Петр Александрович не мог – это привело бы к неприятностям для обоих. А вот организовать тайную встречу с адъютантом его высочества оказалось возможным, и она состоялась в Гатчинском дворце. Тогда Вяземский прямо спросил: может ли Михаил Александрович получить разрешение на выезд в Финляндию вместе с семьей, в двух машинах?

Вернувшись в Петроград, Половцов вскоре встретился с Керенским. И у них состоялся весьма интересный разговор.

– Между прочим, ко мне поступила просьба от Великого Князя Михаила дать ему разрешение на выезд в Финляндию вместе с семьей, на двух машинах. Вы не раз говорили, что Вас восхищает его корректность и прямота, поэтому, я надеюсь, с Вашей стороны не будет возражений…

Керенский посмотрел на генерала сквозь полуопущенные веки.

– Если бы меня сейчас не было в Петрограде, что бы Вы стали делать?

– Я бы решил этот вопрос самостоятельно.

Керенский усмехнулся:

– Вот и решайте его самостоятельно.

Однако такое же разумное решение относительно бывшего императора и его семьи принято не было. Несколько месяцев Николай II, его близкие, прислуга – всего несколько десятков человек, находились под арестом в Александровском дворце. Режим содержания – очень строгий. Он определялся инструкцией, подготовленной тем же А. Керенским.

Арестанты постепенно, хоть и с трудом, привыкали к новым условиям. Дети со временем поправились, но гулять пока отправлялся один Николай Александрович. Правда, выйти на улицу ему было не так-то просто – согласно пресловутой инструкции надо получить на это разрешение. Комендант дворца назначал охрану из нескольких солдат, которые следовали по пятам за бывшим императором. То и дело он слышал команды: «туда нельзя», «идите медленнее», «поверните назад»… Все это унижало, оскорбляло, но… молчал. Стараясь как-то отвлечься, еще в первые дни такой жизни чистил снег в парке, колол лед. Постепенно свыкся со своим положением…

Безнадежность и тоска давили на душу не только членов царской семьи, но и их родственников. Пожалуй, лучше других выразил это состояние безысходности сын великого князя Павла Александровича и княгини Ольги Палей – Владимир[242]. Талантливый поэт, казненный впоследствии большевиками, написал в июне 1917 года в дневнике: «Какое страшное, тяжелое время! Мы все живем слухами, предположениями, надеждами и воспоминаниями. Нет ничего вокруг настоящего. Все сбилось с толку, у всех в голове какая-то каша… Растет, развивается хамство. Как поганое дерево оно уже протягивается в разные стороны, зловонные ветки цепляются за все окружающее».

…Заключение в Царском Селе, длившееся несколько месяцев, закончилось неожиданно. 11 июля приехал Керенский и сообщил Николаю Александровичу, что его семье придется вскоре переехать на юг, «ввиду близости Царского Села от неспокойной столицы». Что ж, надо, так надо. Начали потихоньку собираться в путь. Но в итоге все обернулось иначе. 29 июля им сообщили, что в дорогу необходимо захватить теплые вещи. Значит, поедут они не в Ливадию.

Что же произошло, почему такая спешка? Конечно, Николай Александрович не знал, что причина их поспешного отъезда – первое восстание большевиков, позже названное «июльским». Оно закончилось для бунтовщиков бесславно, победой Временного правительства. Но Керенский понял: царскую семью нужно отправить подальше от Петрограда. В какой-нибудь дальний уголок России, где не кипят страсти, как в столице. Сначала он воспринял просьбу Николая Александровича отправить семью в Ливадию нормально, с пониманием, но потом пришел к убеждению: безопасно доставить пленников в Крым он не сможет. Ведь поезд должен пройти через густонаселенные промышленные города и сельские районы, где восставшее крестьянство экспроприирует земли помещиков. Слишком опасно…

В конце концов, после долгих раздумий, выбор Керенского пал на Тобольск, торговый город в Западной Сибири. Там, он считал, царская семья будет находиться в относительной безопасности. Отъезд из Царского Села он назначил на раннее утро 1 августа.

Михаил узнал об этом случайно, буквально за день до отъезда Николая и его семьи. Великий князь, посадив в машину Наташу и Джонсона, немедленно выехал в Петроград. Их путь лежал прямиком в Зимний дворец, где теперь жил Керенский. Нужно во что бы то ни стало уговорить его разрешить встречу с братом! На сердце – ох! – как неспокойно: удастся ли им с Ники свидеться в будущем? Кто знает?..

Сам Керенский теперь чувствовал себя чуть ли не царем. Он работал за столом, принадлежавшим когда-то Александру III, спал в его постели. Над Зимним дворцом развевался красный стяг, и его теперь приспускали лишь тогда, когда Керенского не было в городе. Словно императорский штандарт в былые дни…