Последний интегратор

— Знаю, но не скажу, — сказала Лиза, впихнула последний кусок в рот и ушла.

* * *

Голос Карапчевского был слышен уже из-за двери.

— Опять ты защищаешь предателей, — говорил он. — Кто ушёл, тот предатель…

Дверь открылась.

— Ты пойми… — сказал Жебелев.

— Никого не хочу понимать, никому не хочу прощать, — сказал Карапчевский. — Я десять лет всех понимал и всех прощал. Теперь так: кто ушёл, тот предатель. Кто остался…

— Саша, мы ведь договорились — хоть сегодня не будем о деле, — сказала Евгения.

— В моём деле нет выходных, нет отпусков, — сказал Карапчевский. — Ты это знала, когда выходила за меня замуж.

— Я выходила за журналиста, а не за политика.

— А я не политик. Забыла наш лозунг? «Интеграция — не политика. Интеграция — смысл жизни».

— У других людей — другой смысл жизни, — сказал Жебелев.

— Интеграция — самое главное, — настаивал Карапчевский.

Можно было подумать, что он пьян. Но он вовсе не был пьян. Он говорил не визгливым голосом пьяного человека. Он говорил тем твёрдым голосом, который был ему свойствен в минуты решительности. Только углы губ загибались вниз сильнее, чем обычно.

— Теперь эти так называемые учёные говорят мне, что они разочаровались в интеграции. У них, видите ли, ничего не получилось. Они заехали ко мне, чтобы поделиться со мной своими нелепыми оправданиями. Они, наверное, ожидали от меня сочувствия.

— Они долго тебя поддерживали, — сказал Жебелев.

— Недостаточно долго, — сказал Карапчевский.

— Никита, ты ему объясни… — сказал Жебелев.

Никита Максимович могуче выдохнул.

— Не трать слов, — сказал Карапчевский. — Я знаю все аргументы. Они долго меня поддерживали, они отдали все силы, они не видят результатов своей работы. Они разочаровались, они устали. Нужно понять и простить. Я тоже поначалу себя в этом убеждал. Ушёл один, ушёл второй, ушёл третий. Я говорил себе: они устали. Я их понимал и прощал. Ушёл Игнат. Я сказал себе: он устал. Я его понял и простил.

— Простил? — спросил Жебелев.

— Нет, не простил! — сказал Карапчевский. — Не простил, потому что пришёл Иван.

Все обернулись на меня. Я безуспешно пытался вытереть салфеткой испачканные мёдом пальцы.

— Знаете, в чём важность Ивана? — спросил Карапчевский.

— В том, что ко вторнику он должен сделать доклад на моём семинаре, — сказал Жебелев.

— И сделает, — сказал Карапчевский. — Иван — человек слова. Важность его не в том, что он пришёл в Интком, а в том, когда он пришёл. Он пришёл, когда всё рушится, когда предатели множатся с каждым днём. А он всё равно пришёл. Он пришёл не в то влиятельное учреждение, каким Интком был десять лет назад. Он пришёл к кучке изгоев. Такими мы были пятнадцать лет назад. И пока к нам приходят такие, как Иван, наше дело будет жить.

— Ты не можешь отрицать, что Игнат тоже многим пожертвовал, — сказал Жебелев. — Он был высококлассный инженер-электронщик, чудо-ребёнок. Ещё когда он учился, его зазывали за границу. А он поехал с тобой в Туганск, переворачивать мир. А потом…

— А потом сломался, — сказал Карапчевский. — Не смог совладать с трудностями. Значит, не надо было начинать.

— Он ведь отдал интеграции все свои молодые годы, — сказал Жебелев. — Как ты можешь?..

— Годы! — сказал Карапчевский. — Всего лишь годы. И устал, разочаровался. Ты понимаешь, что для изменения мира годов мало? Тысячи лет существовали правила, по которым жил этот мир. Нам на изменение правил дали только десять лет. А нужны века. Нам нужны люди, которые думают не о годах, а о веках.

— Тебе нужны механические люди, — сказал Жебелев. — Автоматы, а не люди.

Они так и стояли возле стола. Никита Максимович присел и освежился вином. Евгения не отходила от мужа. Правой рукой она держала его руку, а левой нежно поглаживала бутоны тюльпанов. Потом она взяла левой руку Жебелева и сказала:

— Зачем вы спорите? На самом деле, вы друзья и единомышленники. Здесь все твои единомышленники, Саша.

— Возможно, я чего-то не понимаю, — примирительным тоном сказал Жебелев. — Я всего лишь архивист. Бумажный червь. Мне прошлый век ближе сегодняшнего.

— Не прибедняйся, — сказал Карапчевский.

— Возможно, я не разбираюсь в современности. Но я прилично разбираюсь в прошлом. Я вижу, что в прошлом такие радикалы, как ты, всегда проигрывали. Радикалы требовали утопии немедленно. Никто не добился утопии.

— В этом твоя ошибка. Радикалы требовали утопии, зная, что не добьются утопии. Зато по ходу дела они добивались малых улучшений, которые на волосок приближали наше общество к утопии. Чтобы добиться от человечества немногого, следует требовать от него побольше.

— Радикализм, как и было сказано.

— Я готов пойти на любой радикальный шаг, если это поможет кхандам.

Он вырвал руку, сел за стол и налил всем вина.

— За кхандов! — провозгласил он и выпил первый, когда никто не успел коснуться бокалов.

Никита Максимович, Жебелев и я выпили. Евгения чуть пригубила и села на диван рядом со мной. Я взял пирожок и принялся быстро его пожирать.

— Возьмём, для примера, твоих кхандов… — сказал Жебелев.

— Моих, — сказал Карапчевский.

— Возьмём кхандов. Ты утверждаешь, что хорошо их понимаешь.