Последний Иван на престоле. Рождение, жизнь и смерть под властью женщин

Так заканчивается история этого многострадального семейства. История, которую вкратце можно пересказать так: «Девочка с матерью бежала от отца-тирана под крыло тетки-императрицы. Выросла и встретила свою большую любовь, нашла верную подругу, но была выдана замуж за нелюбимого человека. Оказалась на самой вершине власти, но была свергнута, разлучена с подругой и любимым, умерла в заключении. Родила пятерых здоровых детей, но никто из них никогда не увидел свободы».

Заключение

Следы в культуре

Еще при жизни Иван Антонович вошел в мировую литературу. В 1759 году, то есть, во времена Елизаветы появилась повесть Вольтера «Кандид или Оптимизм»[235]. Здесь автор касается и темы взятия Азова: там русские показаны не менее жестокими, чем янычары. Героиня описывает время проведенное в Москве, где царит жестокость, самоуправство и бунты. А главный герой в Венеции встречает за одним столом шестерых иностранцев, среди которых, Иван Шестой. Очень кратко он делится своей историей жизни про правление, свержение и заточение. Но утверждает, что периодически отпускают путешествовать под присмотром стражи, и на этот раз он приехал посмотреть на Венецианский карнавал. Утопичность сей ситуации проявляется в том, что за одним столом с тем, кто назвал себя Иваном, сидят и его, так сказать, коллеги: свергнутый в 1730-м году османский султан Ахмед III, претендент на английский престол Карл Эдуард Стюарт, лишенный власти корсиканский король Теодор фон Нойхоф и два неудачливых польских короля, по имени в произведении не обозначенные.

Императрица Екатерина, называвшая Вольтера своим учителям, конечно же читала это произведение. В 1763-м, спустя четыре года после выхода «Кандида» начнется переписка российской императрицы Екатерины II и Вольтера, продолжавшаяся 15 лет. Они не будут обсуждать возможность выезда Ивана Антоновича на карнавал. Прекрасно оба понимали фантастичность такого предположения. Именно в силу невозможности реализации подобного, когда-то и появился этот эпизод на страницах французской циничной повести.

Лев Толстой, как сообщает нам в воспоминаниях его супруга Софья Андреевна, тоже очень интересовался судьбой императора-узника. Примерно в тот период, когда была написана «Война и мир», классик увлекся сюжетом столетней давности. Его привлекала история Мировича, который желал освободить Иоанна Антоновича. В феврале 1870-го идея для нового произведения была записана, но так и не реализована в будущем. Хотя тема с заточением главного героя нашла свое отражение через два года в «Кавказском пленнике», увидевшем свет в 1872-м. Известно, что в 1853 году Толстой и сам чуть было не попал в плен[236] на Кавказе, – видимо, реализовал фабулу заточения и освобождения в более знакомом антураже.

Если бы всё же Лев Николаевич писал про Ивана Антоновича, то было бы весьма занимательно, если в произведение вошел бы эпизод, как подпоручик Семеновского полка Вепрейский давал показания, что ему за неделю до коронации Екатерины докладывали о зреющем заговоре с целью возвести на престол заключенного Иоанна. Подпоручик услышал это от сержанта по имени Лев Толстой (66 лет до рождения нашего классика). Ну и ещё одного Толстого, матроса, по имени Максим, мы с вами встречали, когда тот высказывал недовольства относительно вступления на престол Ивана Антоновича, предпочитая более видеть на троне Елизавету Петровну. Очень интересно, какой линии придерживался бы Лев Николаевич, найди он время и вдохновение для развития задуманного сюжета.

А что же Пушкин? Вот если б он написал про Ивана, так была бы в народе уж точно жив его образ, как живет благодаря Александру Сергеевичу его Сальери, его Пугачев, его Годунов. В 1831 году Пушкин даже хотел в этом направлении двигаться и доводил до сведения императора Николая через Бенкендорфа[237], что есть у него давно желание написать историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III. На том письме Бенкендорф оставил резолюцию: «Написать гр. Нессельроде, что Государь велел его принять в Иностранную коллегию с позволением рыться в старых архивах»[238].

Не написал классик про Ивана Антоновича, про Пугачевский бунт тему выбрал. Но в качестве интересного факта в свой Table-talk[239] историю, услышанную от дочери фаворита Елизаветы Петровны Кирилла Разумовского. Пожилая фрейлина рассказала ему историю про гороскоп, составленный Эйлером относительно судьбы наследника, по заказу императрицы Анны Иоанновны. Мы её вам тоже поведали в Части 1 этой книги. На этом, пожалуй, от Пушкина всё.