Последний Иван на престоле. Рождение, жизнь и смерть под властью женщин

Теперь его не стало. Детям даже нельзя было присутствовать на похоронах. Они не знали, где находится его могила. Никто не знал. Провожали Антона Ульриха в последний путь лишь военные из караула. Известно, что майской ночью на 6-е число тело принца уложили в гроб, обитый черным сукном с серебряным позументом, и похоронили возле церкви, рядом с оградой, неподалеку от дома, где содержали арестантов. Погребение состоялось даже без отпевания, так как усопший был лютеранин по вероисповеданию, а пастора вблизи, понятно, не было. Могила никак особо обозначена не была. И по сей день эта загадка не разгадана. Вопрос поднимался неоднократно. В архивах сохранился[229] рапорт настоятельницы Холмогорского Успенского женского монастыря игумении Ангелины, который она составила в 1913 году. Запрос ей поступил из епархиальной Духовной консистории. Сообщает, что место погребения принца Антона Ульриха Брауншвейг-Люнебургского с точностью указать невозможно. Но известно, что он был погребен у северной стены Храма Успения Богородицы. Игумения также знала, что около ста лет назад, в 1808-м, рабочие строили каменную стену ограды и нашли его тело. Перезахоронили ли куда Антона Ульриха, или вернули в эту же могилу – история умалчивает. По мнению настоятельницы, тело погребено под каменной стеной-оградой в расстоянии до 5 метров от храма.

Нас от письма игумении отделяет бурный 20-й век, когда монастырская территория превращалась то в лагерную, то в совхозную. Найти там останки опального принца очень будет сложно, даже если вдруг это кому-то и понадобится сделать.

А как же дети?

Спустя четыре года после смерти Антона Ульриха, в марте 1780 года императрица пишет письмо сестре усопшего принца Брауншвейгского Юлиане Марии, датской королеве (в то время она была фактическим регентом при правлении болеющего пасынка). Сейчас мы с вами почувствуем весь вкус политического цинизма XVIII веке. Женщина, родного брата которой три десятка лет держали в заключении без всякой вины, получает послание, начинающееся обращением «Государыня Сестра»[230].

Екатерина пишет, что «сердце мое сокрушалось от судьбы, постигшей почившего Герцога Антона Ульриха Брауншвейгского и детей его с принцессой Анной Мекленбургской», а потом она, якобы с самого дня восшествия на престол считала одной из первых обязанностей смягчение их несчастья до срока освобождения. «Этот срок теперь наступил», – великодушно сообщает российская правительница. Еще бы! Уже троих нет в живых. Остались лишь те, кто всю жизнь провел взаперти.

Дальше уже куда суше и конструктивнее объясняется, что если датская королева и ее пасынок-король одобрят, то уже летом морским путем готова отправить к ним оставшихся членов семейства с сохранением ежегодного пенсиона.

Дания соглашается принять детей почившего герцога. В мае снова Екатерина пишет. С благодарностью за принятое решение. Она прилагает инструкцию, в которой четко расписано, кто и как сообщит Антоновичам о принятом решении, как их будут доставлять, в чьем сопровождении.

К тому же императрица прикладывает важную характеристику на семью, чтобы у датчан было понимание, с кем придется иметь дело. Из нее следует, что за долгое время жизни в Холмогорах, эти люди воспитывались и жили в постоянном одиночестве, в отдалении от людей. Они знают только русский язык. Исповедуют православную веру. У старших принца и принцессы здоровье «не особенно постоянно», а младшие названы более живыми. Сообщается, что главным в их компании является мнение Елизаветы Антоновны.

На каждого из переезжающих в Данию членов семьи полагалось по 8000 рублей в год. Отдельно будут содержаться за счет русской казны состоящие при остатках Брауншвейгской фамилии церковь и священник.

Вроде бы все технические детали оговорены. Но есть и межстрочное политическое послание. Екатерина сообщает Юлиане Марии, что «дети незнакомы с касающимися их обстоятельствами, а, следовательно, они в этом пункте решительно не осведомлены». Что из этого следует? Своего рода предупреждение датской короне, что именное её виной будет, если вдруг у детей проявятся политические амбиции и мстительные настроения. А чтобы уж точно поняли намек, который и так не очень тонкий, на обороте обложки инструкции добавлено: «Если кроме указанных здесь подробностей потребуется еще совет, я имела бы только сказать Das ein stilles christliches leben jederzeit das beste ist[231]». Именно так. Всё письмо написано на французском, а последняя фраза по-немецки. Урожденная немка урожденной немке сообщала, чтоб понятнее было главное условие передачи племянников датской королеве.

В следующем письме Екатерина разъясняет статус освобождаемых. Говорит, что будет считать их свободными лицами знатного происхождения. Но еще раз спешит напомнить, что статус у них один, лишь тот, который достался по отцу, – принцы и принцессы Брауншвейгского дома. Именно так и никак иначе их и следует величать. И снова подчеркивает, что «сами они не могут знать про себя, кто они».