Но сам вопрос того, куда делся Иван Антонович (его тело) после бунта Мировича, закрыть никак не получалось. Интерес к фактическому месту захоронения проявляли на самом высоком уровне уже буквально спустя несколько десятилетий после гибели бывшего императора. Активный интерес проявлял Александр I, который по некоторым сведениям[215]
дважды приезжал в Шлиссельбургскую крепость с тем, чтобы был произведен поиск тайной могилы. Надо полагать, что если такое поручение в действительности имело место, то искали уж точно прилежно, но не нашли ничего. Впрочем, перерыть на глубине двух метров весь остров вряд ли возможно, да и большие изменения с тех пор произошли в крепости. Много перестроено. Хотя даже был известен ориентир. Называлось[216], в частности, в 1810 году, что «тело его погребено в Шлиссельбургской крепости, в соборной церкви Святого Иоанна Предтечи. В годы правления Николая I, а именно в конце 1830-х годов очень интересовался крепостью маркиз де Кюстин. Ему удалось даже внутри нее побывать и спросить о местонахождении могилы Ивана. Сначала, вроде не расслышав вопрос, ему зачем-то стали показывать пролом, сделанный в стене крепости пушкой Петра I при осаде. Отвлекали, переводили беседу на другую тему. Но когда он второй раз повторил просьбу, то его подвели как раз к церкви, где рос куст бенгальской розы, сообщив, что именно на этом месте было захоронение.Если Иван был действительно погребен у церкви, то в 1770-х храм уже перестраивался, потому и не смогли бы люди по приказу Александра найти здесь его останков. А, может быть, и нашли все же тогда останки Ивана VI, но решили их не извлекать, а насадили розовый куст над могилою. К нашему времени куст тот не найти, да и храм был полностью разобран и перестроен в XIX веке, возможно, даже не точно в том самом месте. В XX веке подвергся бомбардировкам во время Великой Отечественной Войны. Пребывает сегодня в состоянии руин.
Существует и иная версия захоронения. Согласно ей, тело сначала было выставлено для прощания в упомянутой церкви Шлиссельбургской крепости[217]
, но привлекло столько внимания и сочувствия, что решено было переправить в Большой Тихвинский Богородицкий монастырь. Там уже погребли в паперти у самого входа в Успенский Собор. Эта версия логически неправдоподобна с самого начала. Были строгие указания хоронить без огласки, а значит, вряд ли бы выставляли тело в церкви, да уж так, что могли туда приходить сочувствующие. Да и из какого числа были те приходящие, ведь место это – строго охраняемый режимный объект на острове. Даже в Холмогорах, когда Антона Ульриха хоронили, смогли сделать всё четко и без огласки.Между тем, упомянутый ранее директор Императорской публичной библиотеки Модест Корф, собирая информацию для Александра Второго по теме Брауншвейгского семейства, прорабатывал в том числе и версию с погребением в Тихвине. Это было спустя почти век с момента гибели Ивана Антоновича. Корф (тоже Корф, как и тот, что сопровождал семейство в ссылке), обратился к архимандриту Тихвинского Успенского монастыря за информацией о том, что ему там на месте известно по поводу обозначенной версии. Удивительным витиеватым почерком и высоким слогом ему отвечал архимандрит Владимир (Кобылин). Сообщает[218]
, что сам уже десятый год доискивается сведений о погребении на территории монастыря Ивана Антоновича, но в архивах ничего на эту тему не имеется. В качестве источника информации, указывающего на такую возможность он приводит книгу «История XVIII столетия или обстоятельное описание всех важнейших происшествий к достопамятных переменах, случившихся в XVIII Столетии…», также XIX века, да и в переводе с немецкого. Там он как раз нашел то описание, что мы встречали ранее о том, что «стекался народ» в церкви в Шлиссельбурге: «посещения ко гробу так умножились, что велено было тело запереть, и после перевезти оное в Тихвинской Монастырь». Архимандрит добавляет, что если и было такое на самом деле, то совершалось все в тайне, а значит, никаких письменных доказательств не найти. Но там, где нет документов, всегда найдется место для сведений некоей бабушки. Вот и настоятель сообщает Корфу, что «в нонешнем году кончавшаяся» 82-летняя В. М. Харламова сказывала одну историю.