Последний из медоваров

На холме справа, как всегда, пасет свое стадо пастух Тэм. Раньше он меня не интересовал, пусть все и смеялись, что он влюбился в Капитана Мэри. Не знаю, что в этом смешного. Вот, Айли тоже влюбилась в сына конюха лэрда, но никто не смеется. А даже сочувствуют ей, что замок лэрда за двумя холмами. Почему тогда, если это грустный пастух Тэм, должно быть смешно, а если моя сестра - нет?

По-моему, влюбляться - это интересно и захватывающе. С Побережья пастух Тэм привел мальчика. У него черные волосы, такие, как крылья у лесного ворона, а лицо бледное с нежной кожей. Глаза синие, но близко у меня рассмотреть не удалось. Чтобы понять, похожи они на озеро или небо. Он совсем не носит килт, не танцует кейли*. И не смеется. У него точно какая-то трагическая тайна. Поэтому я везде таскаюсь за Терри. Даже имя у него необычное. И мама меня отругала. Говорит, что я маленькая - влюбляться. Я спросила, почему Айли можно, а мне нет. Мама рассердилась: "Ей семнадцать, а тебе десять!". Велика разница. Я слышала, как папа сказал про пастуха Тэма в таверне: "Что поделать, сердцу не прикажешь". Но мама на такой мой ответ только больше рассердилась.

А мне все равно интересно, почему Терри грустный и ничего про себя не рассказывает. Пока не узнаю, не отстану. А, может, вообще никогда не отстану.

*Кейли - шотландский групповой народный танец.

***
Терри

Пару месяцев пастух меня не трогал. Целыми днями он пропадал с овцами, и я оставался один. Я не был против. Впрочем, не знаю, в чем в жизни я мог бы быть за, а в чем против. Даже танец фейри меня не был бы способен впечатлить. Я спал и пил молоко, щипал хлеб, потом снова спал. Мне казалось, что так лучше. Раз пастух сказал, чтобы я жил у него, буду влачить жизнь, но жить не могу. Все же постепенно глупое бездействие стало меня раздражать. И до смерти захотелось хоть глоток фраоха*. Казалось, только один глоток и... все, что случилось, исчезнет, как дурной сон. Отец снова пожурит, что солод недожарен или сусло недонагрето, рассмеется, когда я попытаюсь выдумать оправдание, потом мы пойдем за вереском, горланя что-нибудь вроде "Виски во фляге", а вечером... Комок в горле, не дававший мне есть, наконец сдвинулся с места. Тот отец, который стоял на утесе... это не медовар, который пел шанти и которого я знал! Разве так бывает?.. Я бросился лицом на худой матрас, по-родному пахнувший вереском**, и рыдал, и бил его кулаками.

В какой-то момент я услышал тихий голос Тэма за порогом, и мне сделалось стыдно: не пристало мужчине плакать. Так говорил отец, когда... Разве теперь важно, что он говорил?.. Только говорил он не со мной.

- Но Терри плачет! - услышал я, увы, знакомый писк. Это не та малявка, что глазеет на меня из любого удобного угла? Нечистый, я разозлился сам на себя!

- Беги к матери, - сказал Тэм почти умоляюще, у входа зашуршало; похоже, пастуху удалось убедить девчонку. Я почувствовал, как у меня горят уши от злости и стыда, и отвернулся к стене.

Тэм вошел в лачугу. Только его шаги. И этот ужасный запах: от него всегда разит навозом и овцами. Впрочем, вперемешку с запахом трав этот аромат можно было выдержать. Все же, мы оба горцы, хотя я и не такая деревенщина.

Я пошевелился и сел. В свете сумерек невозможно было разобрать, какое настроение там, под его нависающими бровями. За это время я вовсе ничего не узнал о Тэме. Злость сменилась удивлением и досадой. Этот пастух в клетчатом пледе-юбке, по неизвестной причине спасший меня из объятий моря - чем он живет? И зачем боролся за мою жизнь? И кто он такой? Раньше мне бы было интересно, он ведь такая необычная личность.

Тэм, как обычно, бухнул на стол бурдюк жирного овечьего молока. Это был мой ужин. И заветрившаяся четвертина буханки хлеба, оставшаяся со вчера.

- Разожги огонь, - буркнул он мне и вышел загнать овец.

Холодает.

* Фраох - вересковый эль.
** Шотландские горцы нередко набивали матрасы сухим вереском.

***
Тэм

Малец накрылся старым пледом и из угла молча пялился на огонь своими морскими глазищами. Малыш-утопленник, последний медовар, даже не пытался жить. Ни помогать мне (хотя подпасок и пригодился бы, но зреть его унылую рожу не особо хотелось), ни зарабатывать другим способом. Даже "спасибо" из его уст не вырывалось. А, между тем, медяки - не частый гость в моем кармане, да и мимолетное милосердие меня уже не вдохновляло. Придется все же начать разговор.

- Что ты умеешь? - спросил я, без надобности подкладывая полено в очаг.

Мальчик посмотрел на меня, заерзав на матрасе.

- Я вам говорил, - ответил он неохотно. - Варить фраох, - сказал, как выплюнул. Мелкий лентяй.

- Эль здесь не варят, - пришлось раскрыть ему глаза.

- Я заметил, - это все, чем удостоил меня щенок. Я пытался быть мягок. У Мэри давно бы ходил по доске.

- Тогда найди себе другую работу, - я набросил большой килт на плечи и вышел под звезды. Будь проклят тот летний день, когда я спас этого последнего медовара.