– Ты можешь хотя бы притвориться, что думаешь о человеческих жизнях? – пристыдила она и тут же продолжила: – Все посчитают смерть Брадена несчастным случаем. Сам понимаешь: таинственный безлюдь, доставленный издалека, неосторожное обращение с неопознанным экземпляром, – и, как итог, мучительная смерть в ловушке. Готовься, газетчики придут к тебе за комментарием. Но мы же понимаем, чьих это рук дело. – Она смерила его долгим пристальным взглядом, словно вынуждая признаться в том, чего он не совершал. – О чем ты договорился с Охо?
– Ты же знаешь. Десять летающих безлюдей за нашу безопасность.
– Нет, Ри. Охо не стали бы так рисковать из-за того, что можно купить за деньги. Куда ты, мать твою, вляпался?
Глава 33
Дом, который помнит
Когда запах дыма добрался до второго этажа, было уже поздно. Спохватившись, Флори слетела по лестнице и ворвалась на кухню. Стоило отворить дверцу духового шкафа, как изнутри вместе с волной жара хлынул густой прогорклый чад. Ягодный пирог превратился в уголья. Столько стараний – и все напрасно, подумала она, доставая противень. Вторя ее невеселым мыслям, из глубины дома раздался трубный гул. А ведь безлюдь, почуявший дым, предупреждал их, но его ворчание они приняли за недовольство совсем по другой причине.
– Пирог цел? – спросил Дарт, появившись минутой позже.
– Опять я все из-за тебя спалила.
Флори махнула на него полотенцем, припомнив первое появление Дарта в их старом доме. Тогда, пробравшись через подвал, он отвлек ее разговором, а теперь ему даже говорить не пришлось. Объятий и поцелуев оказалось достаточно, чтобы она забыла обо всем.
– Не в пирогах счастье, – примирительно сказал Дарт, распахивая окно, чтобы гарь выветрилась быстрее.
Это не стоило волнений, если бы они не ждали гостей. Десерт должен был стать главным украшением стола, а в итоге украсил мусорное ведро, упав на дно с таким стуком, словно под тестом скрывалась начинка из камней.
Не успела Флори придумать, что делать с угощением, как дверной колокольчик задребезжал, извещая о прибытии гостя. Это был Рин – как самый организованный и пунктуальный человек, он пришел точно ко времени.
– У вас все в порядке? – спросил он, проходя на кухню и размахивая перед собой портфелем, чтобы разогнать клочья дыма.
– Вполне, – бодро ответил Дарт. – А у тебя? Выглядишь помятым.
Рин дернул плечами, словно принял сказанное за личное оскорбление. Его костюм, как обычно, оставался в идеальном состоянии, но лицо, прежде холеное, безукоризненно красивое, обзавелось следами недосыпа и осунулось.
– Господин Хоттон действует на всех как гидравлический пресс, – в свое оправдание сказал он. Флори удивилась, что Хоттон соизволил вернуться в город, и Рин пояснил: – Ему пришлось приехать, чтобы уладить дела. После смерти Брадена смелости в нем прибавилось, иначе бы так и продолжил прятаться в своем захолустье.
– У каждого уважающего себя богача должно быть тайное поместье, – поддел его Дарт с язвительной ухмылкой.
– Не тайное, а скорее хорошо охраняемое, – невозмутимо отразил Рин и вернулся к рассказу о том, как прошла его встреча с Хоттоном: – Вы бы слышали, как он орал на меня, узнав, что я отпустил Нила в столицу.
– Вообще-то, Риз увез его без твоего ведома, – справедливо подметил Дарт.
– Я не стал вовлекать в конфликт еще одного участника. Так или иначе с Хоттонами все кончено.
Он произнес это с твердой решимостью и внутренней уверенностью, исключающими любые сомнения. Так щелкают железные челюсти ножниц, разрезая нить. Теперь ничто не связывало его с семьей, частью которой он пытался стать, виясь и поддаваясь, словно нитка, метящая в игольное ушко.
Долгая пауза возникла сама собой. Прерывать ее было неловко, затягивать – еще хуже. Вовремя поняв это, Рин попытался отвлечься непринужденной болтовней и сказал, что не откажется от чашки чая. С недавних пор он мог спокойно пребывать в безлюде и не раздражать его своим присутствием.
Пока заваривался чай, Рин поделился последними новостями. Община обнищала и опустела после того, как бывшего главу объявили лжецом и преступником. Монке свидетельствовал, что их «наследничек» вовсе не Аластор Доу, и потребовал от городских властей, чтобы фанатиков прижали к ногтю. Вся ответственность за учиненные пожары легла на них.
Его рассказ прервал Дес. На сей раз пауза, повисшая в комнате, была тяжелой и угнетающей. Каждое слово казалось острым осколком, способным вскрыть раны, и пусть они были незримы – спрятанные под бинтами или похороненные глубоко в душе, – смотреть на него оказалось больно. Поняв, что именно он стал причиной всеобщего молчания, Десмонд тихо сказал:
– Не обращайте на меня внимания.
Сломанная рука в гипсе делала его медлительным и неповоротливым. Бережно придерживая ее, Дес занял место и, найдя удобное положение, замер, словно дожидаясь, когда боль немного утихнет. Поймав на себе сочувствующий взгляд Рина, сидящего напротив, он в своей привычной издевательской манере спросил:
– У нас тут сборище душевных калек, да?
– Вижу, ты идешь на поправку… Раз шутишь.