Последний холостяк

Покидая вечером контору в сопровождении графа, Антония старалась не смотреть ему в глаза. Демонстрантки давно уже разошлись по домам, об устроенном ими здесь беспорядке напоминали только брошенные у входа в здание плакаты. Ремингтон догадался, что она подавлена и смущена случившимся, и воздержался от излишнего проявления нежных чувств.

И лишь помогая ей сесть в экипаж, он все-таки не удержался и тихо промолвил, глядя ей в глаза:

– Доверься мне, дорогая! Вот увидишь, тебе не придется об этом жалеть.

Граф сунул ей в руку какой-то маленький гладкий круглый предмет, спрыгнул со ступеньки кеба на тротуар и захлопнул дверцу.

Антония разжала кулак и увидела на ладони обтянутую шелком пуговицу от своего платья – сувенир на память о ее былой страсти к нему. Она вздохнула, сжала кулак, зажмурилась и улыбнулась: какой же он, оказывается, наивный чудак! Ей не требуются никакие напоминания, она и так ничего не забыла… Как не остыла в ней и былая страсть.

Глава 17

Антония почувствовала необычную напряженность в атмосфере своего дома, едва лишь войдя в прихожую. Выражение лица Хоскинса, обычно подчеркнуто почтительное, хотя и не лишенное легкого скептицизма, сегодня было почти враждебным. Взяв у нее перчатки и шляпку, дворецкий кивнул на дверь гостиной и сквозь зубы произнес:

– Впору вывешивать у входа табличку: «Приют для сбежавших от мужей дам». Скоро здесь соберется столько одиноких женщин, что от тесноты они станут вываливаться из окон.

Он пробормотал еще что-то нечленораздельное и ушел, шаркая штиблетами по паркету.

Визгливые женские голоса, доносившиеся из-за дверей гостиной, утвердили хозяйку дома в подозрении, что к ней пожаловала новая беглянка. И действительно, войдя в просторный светлый зал, она увидела там еще одну из своих бывших протеже – Элизабет Одли, вышедшую за лорда Картера Вулворта. Усевшиеся на диване возле окна Поллианна, Элинор, Пруденс, Молли и еще три дамы, нашедшие здесь приют на минувшей неделе, внимательно слушали ее взволнованный рассказ.

– Вы только представьте! – глотая горькие слезы, сетовала Элизабет. – Она даже не позволяла мне высказать свое мнение относительно меню на неделю! Не разрешала менять обои и не допускала меня к прачке, приходившей к нам за грязным бельем. Однажды я застала ее в своей спальне, когда она рылась в моих вещах! Ей ничего не стоило скрыть от меня приглашение на вечеринку или бал, не принять моих друзей, прочитать вслух перед своим сыночком счета, присланные мне портным или закройщиком. Его любимая мамочка превратила мою жизнь в сплошной кошмар! И Картер ни разу не заступился за меня. Когда она начинала рычать, он просто поворачивался и уходил прочь. – Несчастная жертва бессердечной свекрови умолкла, охваченная новым приступом истерики.

Затаившаяся в дверях хозяйка дома была наконец-то замечена Элинор.

– Антония! У нас пополнение! Взгляни, кто к нам пришел!

Антония изобразила натянутую улыбку. Утром к ней нагрянула еще одна ее бывшая подопечная – хрупкая Дафна Элдерстон, супруга лорда Ричарда Серла, вместе со своим багажом. Ничего нового Антония от нее, разумеется, не услышала: все те же обычные жалобы на самодура мужа, устраивающего скандалы по любому поводу и обращающегося с женой как с вещью. Разумеется, обе беглянки были радушно приняты ею и обласканы.

Во время ужина за столом было немного тесновато, непривычно шумно и очень оживленно. Новенькие то истерически хохотали, то рыдали, старожилы приюта пытались их утешить. После ужина пожилые дамы остались в столовой, а те, что помоложе, поднялись в малую гостиную, чтобы обменяться впечатлениями о супружеском опыте, поплакаться друг у друга на груди и обсудить планы на будущее.

Раздумывая о печальном исходе своих благонамеренных начинаний, Антония пришла к выводу, что ни один из устроенных ею тринадцати браков не стал счастливым. Семейная жизнь превратилась для всех ее протеже в сущий ад. Мужья обращались с законными женами как с капризными девчонками либо служанками, не позволяли им и рта раскрыть лишний раз, унижали и всячески оскорбляли их, отказывали им даже в мелочах или вообще не замечали.

Покойный супруг Антонии сэр Джеффри на фоне этих сатрапов и самодуров выглядел сущим ангелом. Он всегда был добр к ней, щедр, благороден и честен. Правда, еще он был и на много лет ее старше. Быть может, именно это горьковатое воспоминание и заставило, Антонию обратить взор на свою постель, где однажды она металась и извивалась в объятиях Ремингтона. Любопытно, подумалось ей, будет ли он столь же пылок и страстен, став ее супругом? Не переменит ли своего отношения к ней уже после первой же брачной ночи? Не превратится ли в бездушного эгоиста и домашнего тирана?