Последний хозяин

«В середине 1820-х годов в Михайловском великий поэт снова слушал сказки Арины Родионовны и сделал конспективные записи нескольких из них[9]. Потом он отчасти использовал нянины сюжеты при сочинении своих сказок («Сказка о царе Салтане», «Сказка о попе и работнике его Балде», «Сказка о золотом петушке», «Сказка о мёртвой царевне…»), а один из сюжетов сообщил В. А. Жуковскому, сочинившему «Сказку о царе Берендее…» на его основе».

Я не поленился и прошёл по данной Вами ссылке [9]. Она ведёт на Вашу же работу: «О сказках няни Пушкина». Ещё одно замечательное эссе, но ссылаться в спорных вопросах на себя, как истину в последней инстанции, несколько…гм…оригинально. Но это ладно; советские пушкиноведы ещё и не такое выделывали. Соль не в том. Я согласен с Вами, что А. С. Пушкин в ссылке в Михайловском слушал рассказы Арины Родионовны и что-то записывал. Тем более что сам поэт упоминает о том в письме к Шварцу, как Вы верно заметили. Но следует ли из этого, что А. С. Пушкин «отчасти использовал нянины сюжеты при сочинении своих сказок?» Думаю, не следует. Безусловно, какое-то влияние было, но косвенное, опосредованное, и ни в коем случае не решающее. Даже Ваша фраза весьма осторожна, поскольку Вы человек неглупый и понимаете, что тут у Вас логическая дыра, характерная для филологов.

Филология есть некромантия. Филолог, как и маг-некромант, заставляет служить себе мертвецов. При помощи литературных заклинаний он поднимает великих писателей прошлого в виде зомби – и давай гешефт зарабатывать. По счастью, я ещё жив и могу сопротивляться чарам. Например, я в своей жизни слышал и рассказывал много похабных и даже антисемитских анекдотов. Следует ли отсюда, что они повлияли на меня, как автора; что я «отчасти использовал» их? Увы, в моих книгах нет ни одного, и надеюсь, не будет[93]. Но ушлый филолог способен (методом деконструкции и фрейдизма) доказать, что именно они так повлияли на моё бедное подсознание, что я аж книжки писать начал. И под эту лавочку открыть кафедру изучения анекдотов (вероятно, уже есть) и начать сбор денег на памятник «народным сказителям». Анекдоты же народные.

Смех смехом, а логическую дыру в Ваших построениях я сейчас расширю до пропасти с помощью фактов. А они таковы:

Сказка о попе и о работнике его Балде (1830 г.).

Сказка о медведихе (1830–1831 г.).

Сказка о царе Салтане (1831 г.).

Сказка о рыбаке и рыбке (1833 г.).

Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях (1833 г.).

Сказка о золотом петушке (1834 г.).

Во всех случаях даны не годы публикации, а годы написания. Иногда они предположительны, как для незаконченной и малоизвестной «Медведихи», но всегда «не ранее». Выходит: А. С. Пушкин в 1824 году сидит в Михайловском, конспектируя сюжеты няни, но сказки по ним не пишет 6 лет. Как люди творческие, мы с Вами знаем, что иногда сюжет должен, что называется, вылежаться. Годик-другой. Но 6 лет это чересчур, не находите? За это время любой сюжет забудется; надо будет конструировать заново. Что же Пушкин так долго молчит, если Арина Родионовна за 2 года в Михайловском открыла ему кладезь мудрости? Он прощён и обласкан царём, затыкающие ему рот внешние факторы временно убраны. Сказки писать умеет на уровне шедевров. Казалось бы, «уперёд, Кутузофф»! Но он молчит. Почему? Да потому, что не было ничего особенного у Арины свет Родионовны! Кое-что было: на уровне гибрида Хитрова рынка с фольклором. Великий труженик Пушкин это записал. Для А. Н. Афанасьева, который как раз в 1826 году родился, этого было бы более чем достаточно. А для А. С. Пушкина – мало.