Последний хозяин

От отсутствия вестей о Каре Мирослав осатанел. Нарушив все мыслимые приказы и инструкции, он, угрожая пистолетом, заставил экипаж прикреплённого вертолёта лететь в осаждённый город. На вопли лётчиков: «Стингерами собьют!» просто не реагировал[44]. Командование выдавало в эфир многоэтажный мат; затем успокоилось. Тон стал деловым: «Доложи обстановку». Полёт Мирослава на одинокой и беззащитной машине указывал цели спешащим в Куиту-Кванавале подкреплениям. Унитовцы не приняли боя и стали спешно отступать и перегруппировываться. Видимо, потому и не сбили дерзкий вертолёт. Он тяжело плюхнулся на изрытую воронками полосу аэродрома. Город горел. Гремела канонада, но вокруг не было ни души. На ватных ногах Мирослав побрёл к госпиталю. От здания мало что осталось. Помимо артиллерии и миномётов его, похоже, ещё и бомбили. Армия ЮАР весьма неохотно гоняла в Анголу дорогущие «Миражи», но без них явно не обошлось. То-то вертолёт Мирослава обогнали два МИГа. Но разрушения ещё не смерть: в госпитале был подвал. В первую очередь Мирослав кинулся туда, и к великой радости обнаружил горстку уцелевших кубинцев. Они полегли почти все; в подвале были лишь тяжелораненые. У Мирослава потемнело в глазах: Кары среди них не было. Он нашёл подругу через несколько минут; узнал не сразу. Видимо, она таскала раненых в подвал, когда влетевшая в здание мина разорвала её пополам. Онемев от ужаса, Мирослав увидел, что у него мог быть сын.

Он вышел из разрушенного госпиталя через пролом и тяжело сел на кусок стены. Поднял лицо к небу. Он никогда не был религиозен, а тут, мельком удивившись сам себе, спокойно спросил: «Господи, за что?! Я всю жизнь лечил людей. Никого не убил и многих спас. Почему Ты всё отнимаешь, не оставляя даже надежды?» Серое ангольское небо не отвечало, лишь секло майским дождём. Совсем как в России, если на миг забыть, что наступил мокрый сезон. Мирослав заметил колонну ангольской бронетехники с пехотой, шедшую через город. Он улыбнулся и решил: вот и знак. Увидев выскочившего наперерез русского полковника, колонна затормозила. Из среднего БТРа, явно штабного, судя по дополнительным антеннам, вылез полузнакомый советник-переводчик Игорь. Не давая ему рта раскрыть, Мирослав глухо произнёс: «Возьми с собой. Автомат дай». Игорь стал возражать, но Мирослав вновь широко и радостно улыбнулся. От его кошмарной гримасы Игорь осёкся: сумасшедших на этой войне он уже видел. После паузы он сказал: «Садись. Но я доложу». Забравшись в машину, Мирослав пожал плечами: «Доложи. Но автомат дай». На доклад советника Луанда привычно всех обматерила, но останавливать идущую на врага колонну никто не стал. По пути Мирослав вдумчиво снаряжал рожки патронами и рассовывал их по карманам. Даже мурлыкал какую-то песенку, отчего глядящим на него становилось ещё страшнее.

Их накрыли точно на полдороге. Классический «огненный мешок»: артиллерия и миномёты. Передовой бронетранспортёр вспыхнул, как спичка; задымил второй. Колонна встала. Бронетранспортёры огрызались из крупнокалиберных пулемётов. Бухнули орудия танков, ползущих в хвосте. Пехота стала спешно покидать машины и рассредоточиваться: вот-вот должна была последовать контратака врага. Крик Игоря: «Все за борт!» выдернул из ступора Мирослава и побледневших ангольцев. Они кубарем скатились на землю и залегли. Обычно интенсивный обстрел долго не продолжался; демаскированные огневые позиции врага давила артиллерия. Но на этот раз колонна наткнулась на подкрепления УНИТА, спешащие к Куито-Карнавалле для закрепления успеха. Они продолжали лупить из всех стволов. Игорь лихорадочно передавал координаты обнаруженных огневых точек открытым текстом, крича в эфир: «Вдарьте хоть чем-нибудь!» Но артиллерия со стороны наступающих молчала. Весы боя колебались: огонь танков и БТР был эффективен, но его не хватало, чтобы сдержать врага. В этот момент один из танков вдруг перестал стрелять и задымил.

Второй струсил и начал разворачиваться. Ангольские пехотинцы дрогнули и побежали, бросая мешающее драпать оружие и снаряжение. На них с ревом покатилась цепь унитовцев, которым, кроме как вперёд, деваться стало некуда: их позиции наконец-то начала утюжить артиллерия.