Последний хранитель

У меня был пакет к местному представителю тайной стражи, и я, после того как моего Хитреца забрал мальчишка, помощник конюха, отправился его искать. Долго искать его не пришлось, нашелся он в одном из кабинетов, это был мужчина небольшого роста, очень подвижный, лет примерно сорока пяти.

– Я так понимаю, вы прибыли сегодня с караваном, – проговорил он, увидев меня в дверях. – Проходите, присаживайтесь, – показал он на стул у стола. А потом, когда я ему подал пакет, углубился в чтение. Закончив читать, какое-то время сидел молча, что-то обдумывая.

– В пакете сказано, чтобы я вас ознакомил с оперативной обстановкой и предполагаемым развитием событий. Так вот… Секреты и патрули постоянно докладывают о большом скоплении войск на границе, летом и осенью были постоянные нападения на приграничные деревни и села, с началом зимы нападения значительно сократились. А вот недели две вообще нет нападений, словно затаились. Вот поэтому со дня на день ожидаем вторжение тонгирцев, вчера подал начальнику крепости докладную об эвакуации семей и персонала крепости, что ответит – не знаю.

Мы еще долго обсуждали с ним обстановку, предполагаемое развитие событий и просто местные происшествия и сплетни. Ужин прошел в офицерской столовой, присутствовали и жены офицеров. Понятно, что в этой глуши каждый новый человек – это событие. Внезапно я оказался в центре внимания, меня пытали о прошедшем Зимнем бале, а также о новых веяниях в столичной моде. О бале я, конечно, рассказал, а вот о моде… Извинившись, сказал, что я мужчина и для меня самый лучший женский наряд хорошо смотрится на спинке стула у моей кровати. Вначале никто не понял, но потом все-таки дошло, и столовая сотряслась от смеха.

– Господа, – встал начальник крепости, – завтра семьи и обслуга отправляются в столицу. Я на это получил приказ из военного департамента. Поэтому сразу же по окончании ужина прошу всех начать сборы и не затягивать. Повозки готовы, а сопровождать вас будут граф Лантр де ла Висторн и его гвардейцы, а также тридцать наших воинов, обслуга и мастера еще с утра получили указания.

– Да мы знаем, – вяло прозвучало с мест, и настроение окружающих заметно упало. Концовка ужина была скомкана, и народ стал расходиться. Я тоже отправился в выделенную мне комнату, протер и начистил свою бронь, проверил мечи, немного подточил их и смазал. Спал я без сновидений, крепко и, проснувшись, был бодр и свеж как никогда.

Во дворе крепости уже сновало ее население, выстраивались повозки, сносились вещи. Вещей разрешали брать самый минимум, но, как всегда, женщины тащили все, что, по их мнению, было ценным. Где-то уже скандалили и слышался плач, в общем, обычные сборы. И в разгар всех этих сборов в крепость влетели несколько всадников на взмыленных конях. Один из них спешился и бросился к начальнику крепости, что-то стал взволнованно ему говорить. Я спустился во двор и услышал, как один из прибывших солдат говорил окружившим его людям, что тонгирцы перешли границу и движутся по имперскому тракту и через пару часов будут здесь. Тотчас же открыли ворота, и повозки стали выезжать, начальник крепости носился как угорелый по двору и подгонял отъезжающих.

– Быстрей, быстрей, – кричал он, – или хотите драгону на обед достаться?

Наконец последняя повозка выехала, и в крепости наступила относительная тишина, все смотрели вслед удаляющемуся каравану.

– Закрыть ворота, наблюдатели – на стены, остальным готовиться к отражению нападения тонгирцев. Барон, вы почему остались? – спросил меня командир крепости, когда увидел.

– Думаю, вам не помешает еще один меч, – улыбнулся я, хотя честного ответа сам не знал, почему я остался.

– Смотрите, кто-то возвращается, – раздался крик какого-то наблюдателя. Мы с Интаром де ла Готлибом поднялись на стену, и я увидел, что к крепости приближался Гавел Коринг. Странно, что его заставило вернуться, я ведь передал ему пакет для графа Грассо. Тем временем Коринг достиг ворот крепости, и начальник крепости приказал открыть ворота.

– Ваша милость, – обратился он ко мне, въехав в ворота и спешившись, – вот решил вернуться. Пакет передал сержанту гвардейцев, а сам… Вот. – Он, как бы извиняясь, развел руками.

Не нравился мне этот малый, не нравился с самого начала, вот было в нем что-то такое, отталкивающее. Он и с гвардейцами общего языка не нашел, не принимали они его к себе, он терся все время возле меня, хотя мне он тоже был неприятен. Несколько раз замечал, как он разговаривал с помощником коннетабля. И вот он вернулся, зачем, спрашивается, героем, как я понял, он не был. Ладно, вернулся так вернулся, просто приглядеться надо будет к парню повнимательней, мало ли что. В минуты опасности бывает так, что казавшийся настоящим героем становится испуганным, трясущимся нечто. А тот, кто и близко не выглядел смелым и готовым на поступки, вдруг обнаруживал в себе стальной стержень и абсолютное презрение к смерти.