Последний хранитель (СИ)

— Не знаю, что бы я делал, если б ты сейчас не проснулся, — нахмурясь, сказал отец. — Я должен уехать, Антон. Не хочу оставлять тебя одного, но я должен.

— Как скоро?

— Идеальный вариант — позавчера, но ты мнре не дал использовать этот шанс. Придется выкручиваться. Слишком многие знают, что мы с тобой живы и было бы неразумно подставляться, как двойная мишень. Хочу засветиться где-нибудь в другом месте, подальше отсюда. Но это всего лишь одна из причин.

— Контора?

Отец резко остановился, присел на диван.

— Нет, — сказал он свистящим шепотом, — конторе, как таковой, ты больше не нужен. Опасайся чекистов, особенно мурманских. У них на твой счет приказ, который уже никто не отменит.

— Убрать при попытке к бегству? Кто ж так сурово распорядился?

— Деньги.

Я потянулся за пивом. На сердце лежал тошнотворный комок, как в детстве, перед хорошей дракой. Мысли были не самые светлые.

— Ты запутал меня окончательно, — я поставил пустую бутылку в общую кучу и закурил. — О каких чекистах ты говоришь? О тех, что сейчас спасли от милиции Сашку Мордана?

— Может быть, ты до конца не понял, — отец, вдруг, остановился, присел на диван и отнял у меня сигарету, — и страна, и любая организация в ней, и даже контора — это больше не монолит. Все поделились на группочки, группы и кланы. Но еще, на всех уровнях, встречаются люди, которые мне помогают. Понял?

— Не самый тупой. Непонятно одно: почему, вдруг, контора так резко ко мне охладела? Я больше не нужен?

— Контора теперь, в какой-то степени, я, — ответил отец самым нейтральным тоном. — Де-юре, она больше не существует. Со смертью Мушкетова, где-то всплыло, что наша структура всегда находилась над государством. Это больно ударило по самолюбию существующей власти. Все имеющиеся ресурсы, Ельцин бросил на борьбу с ней, или, как сейчас говорят, «с пережитками тоталитарного прошлого». А в условиях полураспада страны, эти ресурсы неисчерпаемы. Я уеду — и не будет конторы. Остануться люди, вернее, группы людей, которые вынуждены не служить, не работать, а бороться за существование. Единственное доступное средство в этой борьбе — информация, конв ертируемая в валюту. У кого больше доступа — у того больше денег.

— И чем же они торгуют? Государственными секретами?!

Нет, это было выше моего понимания

— Не только. В частности, на тебя уже есть покупатель, — огорошил меня отец. — О мурманских чекистах я уже говорил, другие посредники мне пока не известны, но все нити от них тянутся в одну точку, в центре которой, небезызвестный тебе, Эрик Пичман.

— Резидент ЦРУ в Алжире?

— Выше бери! Он теперь второй секретарь совбеза, советник Клинтона по вопросам восточного блока. Есть у него и маленький собственный бизнес — небольшая научная лаборатория с очень большим бюджетом, финансируемая Пентагоном. Там изучается психика человека, различные аномалии, прочая ерунда. Так что, лишним не будешь. А с другой стороны, как человек практичный, Эрик лучше других понимает, что ты и Наталья это два моих слабых звена. Метод старинный и безотказный — посредством детей надавить на родителей. Знают его и наши силовые структуры. Они тобой, кстати, тоже интересуются...

На крыльце загремело, затопало, и в комнату ввалился Мордан с огромной канистрой наперевес.

— Ну, блин, дела! — заявил он с порога. — Мы, братцы мои, теперь, как народные депутаты, под надежной охраной. Лично меня туда и сюда сопровождали трое. Даже пиво помогли донести.

— У тебя все? — сурово спросил отец.

Сашка сник и покорно поплелся на кухню. И мне почему-то стало его жалко:

— Зачем ты с Морданом так? Он же не для себя, нас угостить хотел. Можно мне выйти?

— Сиди! — самую неприятную часть разговора, он всегда оставлял на сладкое. — Я вижу, тебе до лампочки существующие расклады. Ты даже не удивлен?

— Удивлен. Что-то мало врагов для одного человека, — ответил я с горьким сарказмом, — ты, наверное, не всех перечислил?

— Виновных ищешь?! — ни с того ни с сего взвился отец, — Это проще всего — строить из себя невинную жертву. А если начать с себя? Давай-ка припомним, где, когда и, главное, сколько раз, ты прокололся в этом году?

— Да, вроде, ничего такого и не было, если не считать мелочей.

— Тогда начнем с мелочей. Кто, в разгар рабочего дня, будучи в стельку пьяным, пронес через проходную рыбного порта четыре бутылки водки, не предъявив при этом служебное удостоверение?

— В этом году? — не помню.

— Зато я хорошо помню! Это было третьего января, на следующий день после того, как в гостинице «69-я параллель» ты поспорил на ящик водки, что вызовешь в номере дождь.

— И что, вызвал?!

— Если б не вызвал, тебя бы не выселили из гостиницы, и ты бы не поперся на пароход с остатками выигрыша.

— Неужели я и такое могу?