А потом вдруг его одиночество закончилось. Чьи-то невидимые руки схватили его сзади и потащили к ограждению. Босх стал сопротивляться. Он растопырил локти и попытался упереться пятками в асфальт, чтобы замедлить свое продвижение к краю моста. Он пытался подать голос, силился позвать на помощь, но из горла не выходило ни звука. Внизу, словно рыбья чешуя, глянцево блестела вода.
А потом, так же внезапно, как и схватили, незримые руки отпустили его, и он вновь очутился в одиночестве. Он стремительно обернулся, но за спиной никого не было. Лишь громко хлопнула дверь. Он снова обернулся, но никого не увидел. И дверь тоже исчезла.
Глава 42
Очнулся Босх в темноте от боли и чьих-то приглушенных криков. Он лежал на чем-то жестком и твердом, и поначалу даже малейшее движение давалось ему с огромным трудом. Потом ему все-таки удалось провести рукой вокруг себя и на ощупь определить, что это ковер. Он лежал в каком-то помещении на полу. На приличном расстоянии от него в темноте серела узкая полоска тусклого света. Босх некоторое время смотрел на него, пытаясь сфокусироваться, и лишь потом сообразил, что свет пробивается в щель под какой-то дверью.
Он с трудом уселся, и в ответ на это движение внутри у него все оплыло и растеклось, точно на картине Дали. Он закрыл глаза, пережидая накатившую волну тошноты. Через несколько секунд внутреннее равновесие вернулось. Он вскинул руку к виску, откуда толчками расходилась боль, и обнаружил, что волосы склеились от крови. Осторожно распутав слипшийся колтун, он обнаружил под ним рваную рану примерно в пару дюймов длиной и не без опаски ощупал ее. Кровь, похоже, уже успела свернуться и больше не текла.
Решив, что подняться на ноги будет ему не под силу, он пополз на свет. Койот из сна на мгновение промелькнул у него перед глазами и исчез в алой вспышке боли.
Дверь оказалась заперта. Это не стало для него неожиданностью, но силы его были на исходе. Он привалился к стене и снова закрыл глаза. Инстинктивное стремление найти способ выбраться боролось в его душе с желанием лечь и отдохнуть. Это сражение было прервано голосами, вновь донесшимися откуда-то из-за двери. На этот раз они были где-то дальше, но слова все равно можно было разобрать.
— Придурок тупой!
— Слушай, ты ни про какой портфель мне ничего не говорил. Ты…
— Он должен был там быть. Нужно же голову хоть иногда включать!
— Ты велел мне привезти мужика — я привез тебе мужика. Если хочешь, я вернусь к машине и поищу портфель. Но ты ничего ни про какой…
— Куда ты собрался возвращаться, придурок? Там сейчас все наверняка кишмя кишит легавыми. Они уже точно вскрыли его машину и забрали портфель.
— Я не видел никакого портфеля. Может, его и не было.
— А может, мне надо было поручить это дело кому-нибудь менее тупому.
До Босха дошло, что говорят про него. А сердитый голос принадлежал не кому иному, как самому Гордону Миттелу. Босх помнил этот резкий высокомерный тон по их разговору на благотворительном рауте. А вот второй голос был ему незнаком, хотя у него была мысль, кому он может принадлежать. Собеседник Миттела оправдывался и защищался, и тем не менее это был грубый голос человека, привыкшего решать все проблемы при помощи силы. Судя по всему, это он вырубил Босха. И видимо, именно его он видел рядом с Миттелом в гостиной его дома на благотворительной вечеринке.
Лишь через несколько минут Босх понял, из-за чего они ругаются. Это был портфель. Его портфель. В машине его не оказалось. Судя по всему, он забыл его в палате у Конклина. Он брал его с собой, потому что собирался предъявить старику фотографию, которую ему дал Монти Ким, и банковские выписки, найденные в ящике у Эноу, и, приперев к стене, вынудить рассказать всю правду. Но Конклина не пришлось ни к чему принуждать. Он не стал ничего отрицать, поэтому ни фотография, ни выписки не понадобились. Портфель остался лежать в изножье кровати. Босх попросту про него забыл.
В голове у него всплыла последняя реплика, которую он расслышал. Миттел сказал своему собеседнику, что на парковку возвращаться нельзя, поскольку там полно полиции. Но почему она должна была там оказаться? Разве что кто-то видел, как на него напали. Возможно, это был охранник? У Босха мелькнула искра надежды, но он тут же понял, что не стоит на это надеяться. Миттел подчищал концы, а Конклин совершенно точно был одним из них. Босх бессильно сгорбился у стены. Теперь единственным оставшимся концом был он сам. Он неподвижно сидел в темноте, пока до него снова не донесся голос Миттела:
— Пойди приведи его.