Последний койот

Под рабочим столом Босх заметил еще несколько натянутых на подрамники холстов, прислоненных к стене. Они были повернуты задниками наружу и, казалось, еще только ждали своего часа, как и тот холст, что стоял на мольберте. Но Босх подозревал, что это не так: не зря же по всей квартире из стен торчали пустые гвозди. Он наклонился и вытащил из-под стола несколько штук, чувствуя себя так, как будто пытается расследовать запутанное дело.

Три портрета, которые он достал, были выполнены в темных тонах. Ни на одном не стояло подписи, хотя все три, вне всякого сомнения, были написаны одной и той же рукой. И рука эта принадлежала Жасмин. Стиль был абсолютно тот же, что и на картине, которую Босх видел в квартире ее отца. Четкие линии, темные цвета. На первой была изображена обнаженная женщина, стоящая вполоборота к художнику. Лицо ее было затемнено. У Босха возникло ощущение, что это тьма засасывает женщину, а не она превращается во тьму. Губы ее полностью скрывала густая тень. Казалось, на них лежит печать безгласности. Босх понял, что это Жасмин.

Второе полотно, похоже, представляло собой часть той же серии, что и первое. На нем была та же самая обнаженная женщина в полутьме, только теперь лицо ее было обращено к зрителю. Босху бросилось в глаза, что на портрете грудь у Жасмин больше, чем в реальности, и он задался вопросом, было ли это сделано намеренно, с какой-то целью, или же это была подсознательная попытка приукрасить оригинал. Он заметил, что сквозь пелену серой тени, коконом окутывавшей женщину, пробивались тревожные алые сполохи. В искусстве Босх не разбирался, но впечатление картина производила крайне мрачное.

Он взглянул на третий портрет и обнаружил, что он никак не связан по смыслу с двумя предыдущими, если не считать того, что на нем опять была запечатлена обнаженная Жасмин. Однако эта работа явно представляла собой творческое переосмысление мунковского «Крика», картины, которая всегда завораживала Босха и которую он видел только на репродукциях. Жасмин на портрете точно так же разевала рот в безмолвном крике ужаса, только место действия было перенесено из словно порожденного ночными кошмарами искаженного пейзажа Мунка на мост Скайвей, по которому он накануне проезжал дважды. Босх узнал выкрашенные ярко-желтой краской опоры.

— Что ты делаешь?

Босх вздрогнул, словно от неожиданного удара ножом в спину. На пороге стояла Жасмин в шелковом халатике, придерживая края на груди, чтобы не распахнулся. Вид у нее был заспанный. Она явно только что проснулась.

— Смотрю на твои работы. Ты не против?

— Дверь же была заперта!

— Нет, не была.

Она взялась за дверную ручку и повернула ее, как будто это каким-то образом могло опровергнуть его слова.

— Она не была заперта, Джаз. Прости. Я не знал, что ты не хочешь, чтобы я сюда заходил.

— Можешь убрать их обратно под стол, пожалуйста?

— Конечно. Но почему ты сняла их со стен?

— Я не снимала.

— Это потому, что на них обнаженка, или из-за того, что они значат?

— Пожалуйста, не спрашивай меня об этом. Поставь их обратно.

Она развернулась и ушла. Он вернул картины на место и пошел ее искать. Жасмин оказалась на кухне — наливала в чайник воду из-под крана, стоя к нему спиной. Босх подошел к ней и осторожно положил руку между лопатками. И все равно при его прикосновении она слегка вздрогнула.

— Послушай, Джаз, прости. Я полицейский. Я привык всюду совать свой нос.

— Ничего страшного.

— Точно?

— Точно. Чай будешь?

Она закрыла кран, но не обернулась и не сделала попытки поставить чайник на плиту.

— Нет. Я подумал, может, мы с тобой сходим куда-нибудь позавтракать?

— Когда ты улетаешь? Кажется, ты что-то говорил, что утром у тебя самолет.

— Да, я как раз об этом думал. Я мог бы остаться еще на день, а улететь завтра, если хочешь. В смысле, если ты разрешишь мне остаться у тебя. Мне бы этого хотелось.

Она повернулась и посмотрела на него.

— Мне тоже хотелось бы, чтобы ты остался.

Он обнял ее, и они стали целоваться, но она быстро отстранилась.

— Так нечестно, ты-то успел почистить зубы, а я нет.

— Да, но я воспользовался твоей щеткой, так что мы квиты.

— Фу. Теперь мне придется взять новую.

— Ну да, придется.

Они улыбнулись, и она крепко обняла его за шею. Кажется, про вторжение в ее студию было забыто.

— Ты иди звони в авиакомпанию, а я пока приведу себя в порядок. Я знаю, где мы можем позавтракать.

Когда она попыталась отстраниться, он удержал ее. Эта тема не давала ему покоя. Он ничего не мог с собой поделать.

— Я хотел кое о чем тебя спросить.

— О чем?

— Почему эти картины не подписаны?

— Потому что их еще рано подписывать.

— Та, что в квартире твоего отца, была подписана.

— Я нарисовала ее для него, поэтому подписала. А эти для меня.

— Та, которая с женщиной на мосту… Она собирается прыгнуть?

Она долго смотрела на него, прежде чем ответить.

— Я не знаю. Иногда я смотрю на нее и думаю, что собирается. Думаю, мысль об этом у нее закрадывается, но никогда нельзя знать наверняка.

— Джаз, она не может так поступить.

— Почему?

— Потому что не может.

— Я пойду оденусь.