Последний койот

— Нет. Мы с ней были вместе, а когда она решила уйти, я… в общем, я не сделал ничего, чтобы ее удержать. Не стал за нее бороться. И когда я об этом думаю, иногда мне кажется, что, если бы я попытался, возможно, она передумала бы… не знаю.

— Она сказала тебе, почему уходит?

— Просто она успела слишком хорошо меня узнать. Я ни в чем ее не виню. Я далеко не подарок. Наверное, со мной временами бывает сложно. Я большую часть жизни прожил один.

В комнате снова воцарилась тишина. Босх ждал. У него было такое чувство, что Жасмин хочет еще что-то ему сказать или сама ждет от него какого-то вопроса. Но когда она заговорила, он даже не сразу понял, о ком она — о нем или о себе самой.

— Говорят, если кошка не идет на руки, шипит на всех подряд и царапает даже тех, кто хочет ее погладить, это потому, что котенком ее недостаточно держали на руках.

— Никогда такого не слышал.

— Мне кажется, это правда.

Он немного помолчал, потом скользнул ладонью к ее груди.

— Это твоя история? — спросил он. — Тебя недостаточно держали на руках?

— Кто знает.

— А ты какой самый худший поступок совершила по отношению к себе самой, Жасмин? Мне кажется, у тебя есть желание рассказать мне об этом.

Он видел, что ей хочется, чтобы он задал ей этот вопрос. Настало время откровенности, и Босх уже начинал думать, что всю эту ночь она целенаправленно подводила его к этому вопросу.

— Ты не попытался удержать человека, которого надо было удержать, — сказала она. — А я удерживала человека, которого не надо было удерживать. Я цеплялась за него слишком долго. И главное, я ведь знала, к чему все это приведет. В глубине души я с самого начала это знала. У меня было такое чувство, как будто я стою на рельсах и вижу мчащийся на меня поезд, но его огни настолько завораживают меня, что я не в состоянии сдвинуться с места, хотя понимаю, что надо спасаться.

Глаза Босха по-прежнему были открыты. В темноте он смутно видел очертания обнаженного плеча и щеки Жасмин. Он придвинулся к ней ближе, поцеловал ее в шею и прошептал:

— Но ты вырвалась. Это самое главное.

— Да, я вырвалась, — произнесла она с печалью в голосе. — Я вырвалась.

После этого она долго молчала, а потом нащупала под простыней его руку и накрыла ее своей.

— Спокойной ночи, Гарри.

Он дождался момента, когда она начала мерно посапывать во сне, и лишь тогда смог наконец расслабиться и задремать сам. В этот раз ему ничего не снилось. Он просто провалился в теплую обволакивающую темноту.

Глава 28

С утра Босх проснулся первым. Он принял душ и, не спросив у Жасмин разрешения, воспользовался ее зубной щеткой. Потом натянул вчерашнюю одежду и спустился к машине за сумкой с вещами. Переодевшись в чистое, он отправился на кухню в поисках кофе, но обнаружил лишь коробку с чайными пакетиками.

Распрощавшись с идеей выпить кофе, он пошел бродить по квартире. Старый сосновый паркет скрипел под ногами. Обстановка гостиной оказалась такой же спартанской, как и в спальне: диван с накинутым на него пледом сливочного цвета, кофейный столик, старая кассетная стереосистема. И никакого телевизора. И здесь тоже стены были голыми, если не считать предательских светлых прямоугольников, наводивших на мысли, что раньше на них все-таки что-то висело. В подтверждение своих подозрений Босх обнаружил в штукатурке два гвоздя. На них не было ни ржавчины, ни следов краски. Видимо, вбиты они были не так давно.

Французские двери вели на застекленную террасу. Там стояла садовая мебель из ротанга и несколько растений в кадках, в том числе карликовое апельсиновое дерево с оранжевыми шариками плодов. В воздухе висел терпкий цитрусовый запах. Босх подошел к окну и увидел на юге, за улочкой, отходившей от дома, залив, бликующий на утреннем солнце ослепительным белым светом.

Он вернулся в гостиную и направился к еще одной двери в стене напротив террасы. Едва он открыл эту дверь, как в нос ему ударил едкий дух олифы и скипидара. Это была студия, где Жасмин рисовала. Мгновение поколебавшись, Босх переступил через порог.

Первое же, что бросилось ему в глаза, было окно, из которого открывался вид на залив за гаражами и задними двориками трех или четырех соседних домов. От красоты захватывало дух, и Босх понял, почему Жасмин решила устроить свою студию именно здесь. В центре, посреди заляпанного краской квадрата защитной пленки, возвышался мольберт, но табурета нигде не было видно. Жасмин писала свои картины стоя. Кроме того, Босх не обнаружил ни лампы под потолком, ни какого-либо другого источника искусственного света. Она работала исключительно при дневном свете.

Он обошел мольберт и обнаружил на нем натянутый на подрамник чистый холст. Вдоль одной из стен тянулся рабочий стол, на котором в беспорядке были разбросаны палитры и тюбики с красками и в жестянках из-под кофе стояли кисти. В торце рабочего стола была установлена большая техническая раковина.