Последний койот

— Ну, ты же предложил съездить в аптеку. Это показывает, что ты за человек.

— Я не понимаю.

— Если бы ты прилетел из Лос-Анджелеса с презервативом в кошельке, все это выглядело бы таким… не знаю… продуманным. Ну, знаешь, как будто ты заранее рассчитывал найти здесь приключение на одну ночь. Никакой спонтанности. Мне нравится, что ты оказался не таким, Гарри Босх, вот и все.

Он кивнул, пытаясь уловить ход ее мысли, но, пожалуй, не особенно в этом преуспел. Она-то, кстати, в отличие от него оказалась вполне подготовлена… Босх задался вопросом, как к этому относиться, но потом решил выбросить эти мысли из головы и тоже закурил.

— Что у тебя с рукой?

Она заметила красные пятна у него на пальцах. В самолете Босх снял пластырь. Ожоги успели затянуться до такой степени, что выглядели как красные полосы поперек двух пальцев.

— Ожог. Уснул с сигаретой в руке.

Он чувствовал, что может рассказать ей о себе всю правду.

— Господи, ужас какой.

— Да. Думаю, такое никогда больше не повторится.

— Хочешь остаться у меня до утра?

Босх склонился к ней и поцеловал в шею.

— Да, — прошептал он.

Она протянула руку и провела пальцами по рваному шраму на его левом плече. Женщины, с которыми ему доводилось оказаться в постели, почему-то всегда это делали. Шрам выглядел страшновато, и Босх никогда не понимал, почему их всех так тянуло его потрогать.

— Это след от пули?

— Да.

— Это еще ужаснее.

Он пожал плечами. Ранение давным-давно стало для него делом прошлым, и он практически никогда об этом даже не вспоминал.

— Знаешь, я уже пыталась тебе сказать, что ты не похож на большинство полицейских, с которыми мне приходилось иметь дело. В тебе осталось слишком много человеческого. Как это тебе удалось?

Он снова пожал плечами, не зная, что ей ответить.

— С тобой все хорошо, Босх?

Он затушил сигарету.

— Ну да, все в порядке. А что?

— Не знаю. Ты же помнишь, о чем пел Марвин Гэй, да? Ну, тот, которого застрелил собственный отец? Он пел о сексуальном исцелении. Что секс целителен для души. Что-то в этом роде. В общем, я очень в это верю. А ты?

— Наверное.

— Мне кажется, тебе очень нужно исцеление, Босх. Я это чувствую.

— Ты уже хочешь спать?

Она снова улеглась и натянула простыню до подбородка. Босх, как был, без одежды, прошел через всю комнату к выключателю и погасил свет. Потом, когда он уже лежал в темноте под одеялом, Жасмин улеглась на бок спиной к нему и велела ему обнять ее. Он послушно придвинулся к ней поближе и сделал, как велено. Ему нравилось, как от нее пахнет.

— А почему тебя зовут Джаз?

— Не знаю. Так получилось. Это созвучно моему имени.

Она некоторое время молчала, потом поинтересовалась, почему он задал ей этот вопрос.

— Потому что. Твой запах очень подходит к обоим твоим именам.

— И как, по-твоему, пахнет джаз?

— Он пахнет темнотой и табачным дымом.

После этого они оба долго молчали, и в конце концов Босх решил, что она уснула. К нему же сон никак не шел. Он лежал с открытыми глазами, глядя на темные очертания комнаты. А потом Жасмин вдруг негромко произнесла:

— Босх, а что из того, что ты с собой делал, было хуже всего?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Что было хуже всего? От мыслей о чем у тебя пропадает сон?

Он на некоторое время задумался, прежде чем ответить.

— Даже и не знаю. — Он издал короткий отрывистый смешок. — Наверное, я за свою жизнь сделал уйму плохих вещей. И многие из них я делал с самим собой. Во всяком случае, я часто о них думаю…

— Расскажи мне хотя бы об одной? Мне ты можешь об этом рассказать.

И он подумал, что так оно и есть. У него было чувство, что он может рассказать ей о себе практически все и она его не осудит.

— Я провел большую часть детства в специнтернате. Это практически детский дом. Когда я только там оказался, один парень из старших отобрал у меня кроссовки. Они были не его размера и вообще ему не нужны, но он все равно отобрал их у меня — просто потому, что мог. Он был одним из местных царьков горы. Ну и вот отобрал у меня кроссовки. А я никак не смог ему помешать, и это до сих пор не дает мне покоя.

— Но ведь это сделал не ты. Я не это имела в ви…

— Погоди, я еще не закончил. Я рассказал тебе об этом, чтобы ты понимала все обстоятельства. Так вот, когда я стал старше и сам превратился в одного из местных крутых ребят, я сделал то же самое. Отобрал кроссовки у одного новичка. Он был младше, так что они на меня даже не налезали. Но я все равно отобрал их у него и не помню даже, что с ними сделал. То ли просто выбросил, то ли еще что. Но я отобрал их у него, потому что мог это сделать. Я сделал то же самое, что до этого сделали со мной… И мне до сих пор иногда бывает за это стыдно.

Она сжала его руку, пытаясь, судя по всему, таким образом выразить ему сочувствие, но вслух ничего не сказала.

— Ты что-то в этом роде имела в виду?

Жасмин в ответ лишь молча сжала его руку еще раз. Немного подождав, он продолжил:

— Но, пожалуй, больше всего я жалею о том, что упустил одну женщину.

— В смысле, преступницу?