Последний контакт 2

В отсеке царил полумрак, отражение Валерии замерло в огромных зрачках репликанта. Сегодня Роман был в настроении и даже пытался общаться. Да, около года назад Валерия дала ему имя. Ей было некомфортно проводить с репликантом часы, а иногда и целые дни, обращаясь к нему, как к коллеге, имя которого никак не можешь запомнить, а спросить уже стыдно. Валерия не могла дать себе ответ — это имя изменило ее отношение к репликанту или же сперва изменилось ее отношение к нему, а следствием этого стало имя? В любом случае, общаться теперь было куда приятнее. Все эти «эй», «ты», «дружок», «коллега» и прочие обезличенные вводные слова, не подразумевающие обращения к личности по имени, достали Мирскую пуще горькой редьки. Она, кстати, никогда не ела редьки, просто знала это устойчивое выражение, читала его в книгах, слышала в ретрофильмах. Она вообще не считала зазорным употреблять подобные устаревшие фразеологизмы: «Пуще горькой редьки», «Проще пареной репы», «До морковкина заговенья», «После дождичка в четверг» и так далее… Было в таком неформальном общении и в обращении к репликанту по имени нечто интимное, нечто сближающее.

Но было и иное. Дав репликанту имя, Валерия постаралась загладить свою вину перед ним. Два года назад она имела неосторожность анонсировать парню (да-да, парню, а как еще назвать молодое антропоморфное существо, пусть даже и разобранное на составные части?). Так вот, тогда она анонсировала парню невероятное событие. Тогда, почти два года назад, приняв предложение Добряка (к слову, на самом деле корабль назывался «Юкко», но это Валерия узнала много позже), она первым делом пошла к репликанту и рассказала ему о том, что в скором времени сможет собрать его обратно. Парящие в воздухе глаза оживились, Валерия видела, как в них зародился огонек надежды. Он все понимал, все чувствовал, он надеялся. Валерия не знала, на что именно он надеялся — на избавление или на реабилитацию, но в том, что в этих страшных человеческих глазах вспыхнула именно надежда, Мирская не сомневалась.

Она зря обнадежила человека, зря подарила ему веру в невозможное. Она видела, как радостно он воспринял это известие. Он мог чувствовать, он понимал обращенную к себе речь, он верил Валерии. Верил, как ребенок верит матери. Он и был, по сути, ребенком. Да, великовозрастным, если смотреть с биологической точки зрения, но по уровню психоэмоциональной зрелости — дитя.

Она обманула это дитя. Сделать ничего не получилось. Вернее, она даже не пробовала. Добряк обманул ее. Обманул их всех. После такого фиаско Валерия чувствовала себя не в своей тарелке, так что пришлось как-то компенсировать свою оплошность. Тогда-то и возникло это острое желание дать репликанту имя. Роман — в честь первого космонавта планеты Земля, вступившего на поверхность Марса. Репликант не сопротивлялся, кстати. И даже принял свою участь стоически. Во всяком случае, Валерии так показалось.

Вообще-то Валерия догадывалась, что за последнее время стала более сентиментальной. Она стала склонна приписывать человеческие эмоции существу, который не мог их выражать чисто физически. Попробуй тут, улыбнись, если твое лицо парит в метре от мышечного каркаса, а нервы с глазами висят напротив скелета. И тем не менее Валерии казалось, что глаза Романа могут улыбаться, могут радоваться, способны грустить, злиться и даже плакать. Нет, слез не было, для этого нужен был постоянный обмен веществ в организме, ткани же Романа висели в кунсткамере, лишенные даже подобия такого обмена. Одному богу было известно, какими технологиями ваэрры поддерживали в репликанте жизнь. Но ведь плакать можно и без слез, верно? Плакать может не только тело, но и душа. За все то время, что Валерия провела в обществе Романа, она уже не сомневалась в том, что душа у него есть. Она не знала, что есть на самом деле душа, не была религиозна — в ее мире это было уже немодно. Но она точно знала, что где-то в каждом из нас есть то, что делает человека человеком, то, что отличает нас от животных. Душа была у каждого. У кого-то светлая, чистая, а у кого и попачканная, изношенная, настрадавшаяся.

— Знаешь, а ведь сегодня ровно два года, как мы с тобой познакомились.

Глаза Романа ожили. Кажется, голос Валерии разбудил его.

— Ой, прости, ты спал? Я долго тут стою?

Один медленный оборот глазами по часовой стрелке и несколько быстрых. Неподготовленный человек упал бы в обморок, увидев такое. Девушка же смутилась, но не от того, как выглядела своеобразная «речь» Романа, а от того, что провела перед ним час с небольшим — именно это сказали его глаза. Она так долго стояла тут перед ним недвижимо, что репликант попросту отключился. Он научился спать, не закрывая глаза веками. Его веки были на лице, которое, в свою очередь, висело в воздухе безжизненной маской неподалеку. Валерия очнулась, проснулся и Роман.

— Я просто подумала, — продолжила Валерия, — было бы неплохо отметить нашу вторую годовщину.

Неопределенный жест глазами снизу вверх и наискосок, что, вероятно, означало — «как хочешь».