Последний корабль в Бессмертные Земли

Хранитель государственной казны, седой старик с козлиной бородой и сморщенным, пегим от пигментных пятен лицом, поднял с полки связку колец, нанизанных на медную проволоку.

— В каждой связке тысяча колец, всё посчитано.

— Кладите в мешки! — распорядился Самур, мимолётно отметив: старый хрыч не назвал его «мой господин». Что ж, Хранитель казны Архона, вероятно, тоже считает его головорезом и узурпатором… Его проблемы. Простим покойнику этот грех.

Люди в чёрном, закутанные до глаз, принялись загружать в кожаные заплечные мешки золотые связки. Пластины и брусочки укладывались в плетёные короба, также снабжённые лямками для удобства переноски. Сверху легли пирамидки, благо было их совсем немного.

— А это что?

Самур вертел в руках вазу, исполненную с небывалым, нечеловеческим совершенством. И золото здесь было не обычное, а разных оттенков — жёлтое, червонное, голубоватое и зеленоватое… Казалось, что изображённый на вазе пейзаж — лес, ручей и две остроухие нимфы, купающиеся в том ручье, — совершенно живые, и даже объёмные. Как будто неведомый мир отделяет от здешней комнаты тонкая золотая плёнка…

— Это изделие Бессмертных. Дар Арху Третьему от его друзей. — Хранитель казны поджал губы. — В те далёкие времена остроухие ещё не чурались людей… мой господин, — смог всё же выдавить требуемое старик.

Самур вздохнул, прикидывая в руке вес изделия. Жаль, очень жаль… Хорошая была ваза.

— Давай, — кивнул узурпатор одному из своих людей.

Телохранитель в чёрном, помахивая медной кувалдой, поставил изделие Бессмертных на пол, примерился…

— Что вы делаете?! — завопил Хранитель, осознав наконец, что сейчас произойдёт. — Это… это…

— Это всего лишь кусок золота, старый козёл, — в лицо Хранителю усмехнулся Самур. — Бей!

Пара мощных ударов, и дивная ваза превратилась в мятую пластину.

— Бандит! — Руки старого Хранителя тряслись. — Головорез и узурпатор!

— А ты всего лишь кусок старого засохшего дерьма, — тем же насмешливым тоном продолжил Самур Первый. — Дронго! Он нам больше не нужен.

Один из «чёрных» шагнул к старику, захватил его голову в локтевой захват и резко рванул. Хруст позвонков, и сухое тело мешком валится на пол.

— В угол его! — распорядился узурпатор, беря с полки следующее изделие — далеко не столь тонкое в художественном плане, зато значительно более массивное. Сценка, изображённая на посудине, — цепочка голых связанных пленников, бредущих под охраной копейщиков — выдавала изделие сидоммских мастеров. Любимая тема, так скажем…

— Бей!

Следующая мятая пластина полетела в короб.

— Прости, мой господин, — обратился к Самуру старший телохранитель. — Эти вещи сами по себе гораздо ценнее…

— Брось, брось! Нам и так придётся оставить здесь часть серебра, так что не мелочись!

* * *

Шесть жрецов в кроваво-багровых балахонах несли носилки, покрытые такой же тканью. Шестеро других держали наготове зажжённые факелы. Под аккомпанемент утробно воющих труб носилки водрузили на помост, факелы разом опустились, поджигая хворост…

Киллиан смотрел, как пламя пожирает останки единственного родного человека, и не было слёз в его глазах. А может, они и были, но жар погребального костра высушивал их?

Вот и всё. И нет возврата. Ходят слухи, будто остроухие владеют тайной оживления умерших, но к людям это искусство неприменимо. А если и применимо, то для этого нужно быть уже богами.

Вот и всё… Как холодно, и не греет пламя. Ну разве что самому шагнуть туда, в огненную круговерть. Наверное, это очень больно… А может, и не так уж больно — кто может знать? Сгоревшие заживо уже ничего не расскажут. Возможно, это только поначалу больно… а потом будет легче?

— Ты хорошо держишься, мой мальчик. — На плечо юноши легла тяжёлая волосатая лапа, и по краю сознания скользнула мысль: зачем тут нужны обезьяны? — Сожалею, очень сожалею. Такого Верховного жреца, каким был твой отец, поискать… Подлинный хранитель древней мудрости.

Величайший и Могущественнейший наконец убрал свою лапу с плеча Киллиана.

— Однако дело, начатое твоим отцом, следует довести до конца, — продолжил Хамхер уже иным тоном, менее сочувственно, зато более деловито. — Я надеюсь на тебя, мой мальчик. И не бойся ничего. Если тебе удастся, никто не посмеет оспаривать твоего права занять место отца. В память о твоём отце я готов даже забыть о тяжком оскорблении, нанесённом Храму, посредством введённой туда «собачьей наложницы».

— Да, мой господин. — Киллиан даже удивился, как ровно звучит его голос. — Я сделаю.

— Рад это слышать, — хрюкнул Могущественнейший. — Со своей стороны обещаю: мы найдём убийцу. Даже если он укроется во дворце этого ничтожества, главаря проклятой Сидоммы. Мы их достанем всех, дай срок.

— Да, мой господин, — повторил Киллиан, словно эхо.

— Ну и славно. Я рад, что Валхалу удалось вырастить такого преемника. Ты не забыл, что сегодня должны состояться испытания этих орудий?

— Да, мой господин. Они состоятся. — Голос Киллиана был всё так же ровен и безжизнен.