Последний корабль в Бессмертные Земли

Фионна в свою очередь рассматривала молодого хомо — очень молодого, судя по гладкости кожи на лице — и с удивлением поняла, что не испытывает к нему отвращения. И мысли этого парня радикально отличались от обычных для его сородичей мужского пола. Наряд, которым снабдили пленницу местные тюремщики, был довольно откровенен — во всяком случае, груди девушки были полностью открыты, и разрезы на бёдрах до талии превращали длинную юбку в чистую условность, декоративную тряпку — однако молодой хомо не пялился на остроконечные соски и длинные ноги. Он смотрел ей в глаза, млея от восторга. Если бы этот парень был не хомо, а эльдар, Фионна Кассителнирра не сомневалась бы ни мгновения — вот она, любовь с первого взгляда, которая бывает лишь раз в жизни.

— Садись, хомо, пока не упал. — Фионна чуть улыбнулась. — И постарайся всё-таки вспомнить, зачем явился.

* * *

Здоровенная реторта шипела, как рассерженная кобра, белёсый пар бился в стеклянные стенки, и, не одолев прозрачной преграды, уползал в трубку змеевика, омываемую водой. Владыка Герхем обвёл взглядом обширное помещение, густо заставленное разнообразной машинерией, булькающей всевозможными жидкостями.

— Зачем ты притащил меня сюда, Варбур? Хороший повар не ведёт клиента на кухню, он просто подаёт на стол…

— Так то повар! — Астролог вынырнул из недр своего заведения, бережно держа за горлышко запаянную склянку. — Вот то, что тебе нужно, Владыка. Осторожно!

Герхем взял склянку, посмотрел на свет — прозрачная жидкость отливала розовым.

— Если эту склянку разбить, мы успеем убежать или падём на месте?

— Не падём, — улыбнулся учёный. — Эта отрава действует не так скоро. Смерть наступает спустя несколько часов, от страшного удушья.

— За несколько часов можно уйти очень далеко, звездочёт.

— Ты не так понял меня, о Владыка. Достаточно нескольких вдохов, и можно идти куда угодно. Смерть уже сидит внутри.

— Хм… — Владыка осторожно поставил посудину на стол. — И много такой дряни потребуется, чтобы удушить всю Гиамуру?

— Довольно много, мой господин, — сокрушённо вздохнул Варбур. — Огромный город, да на открытом воздухе, ты должен понимать…

— Мне не нужно ничего такого понимать, — перебил Герхем. — Мне нужен результат.

— Да-да, конечно, о Владыка, — поспешно согласился учёный. — Прости, что я привёл тебя сюда, но это только для того, чтобы показать, сколь долог и труден процесс… И дорог.

— Понятно, — усмехнулся Герхем. — С этого бы и начал. Сколько?

— Для того, чтобы уморить всю Гиамуру — много. Очень много.

— Золото у тебя будет. — Владыка пощёлкал ногтем по стеклу. — На всё хватит. Небось сильно вонючая эта гадость?

— Кстати, нет, — улыбнулся Варбур. — Пахнет довольно слабо, не то прелым сеном, не то гниющими фруктами. Со слов испытуемых, — астролог хохотнул, — сам я не нюхал… Да, вот ещё… Жидкость сильно летуча, и в жару моментально вскипает. Чем холоднее, тем лучше. И применять её лучше ночью, ибо днём солнечные лучи…

— Ты молодец, Варбур, — улыбнулся Герхем. — Зимы в Гиамуре холодные, насколько мне известно. Особенно холодны там зимние ночи.

* * *

— Как твоё здоровье, прекрасная госпожа?

Сегодня золотой зал выглядел так, будто тут поселилась орава буйнопомешанных ботаников. Вазы самых разных форм и размеров, туго набитые охапками всевозможных цветов стояли повсюду, даже в стенных кольцах, служивших для крепления осветительных факелов торчали какие-то букеты. Очевидно, здешние хомо когда-то слышали, что девушки эльдар неравнодушны к живым цветам, и волосатый толстяк решил сделать своей пленнице приятное в максимально возможных размерах.

— Благодарю. Здоровье всех эльдар довольно крепкое, чтобы сломить его таким способом, понадобится очень много времени. Дело пойдёт скорее, если держать меня всё время в тесном ящике, замотанной в сеть.

Киллиан заговорил, переводя слова с синдарина на местное гиамурское наречие, Хамхер кивнул, изобразив на лице неподдельное огорчение. Фионна разглядывала сидящих перед ней визитёров, невольно сравнивая их, и ещё более их мысли.

Юноша, одетый сегодня в белую тунику с красно-золотой вышивкой, был красив и свеж — да, именно красив. «Пожалуй, в чём-то он даже красивее наших парней», — подумала девушка. Так небольшие штрихи великого мастера, кажущиеся отклонения от канонов красоты выделяют шедевр среди прочих статуй, совершенных в своей ослепительной безупречности. Болезненно-тревожная красота, будто напоминание — всё это скоро увянет, сморщится, пойдёт прахом… И в мыслях у парня тоже разброд.

И ещё боль и отчаяние.