Последний коршун

Они долго стояли, разделённые опасно ворчащей водой, мать и сын. Стояли, молча смотрели друг на друга и взглядами о чём-то говорили между собой. О чём? Может, Воронок упрекал свою мать, что она ушла, не позвав его с собой? Или жаловался на недобрую речку, которая не пускала его к взрослым коням? Он уже чувствовал себя взрослым, а мать не понимала его — смотрела на сына ласковыми лиловыми глазами и, наверно, внушала ему, дурачку, чтобы он вернулся к своим.

Но Воронок не соглашался, он бил об землю ногой и вызывающе поглядывал на мать. Тогда Найда с укоризной покачала головой — поступай как знаешь! — махнула хвостом и скрылась в зарослях.

Воронок остался на берегу один, и сразу что-то изменилось. Небо над ним вдруг громко раскололось, из-за тучи ярко высверкнула молния и осветила жеребят на дне овражка, вдали зарделись зарницы, откуда ни возьмись, посыпался дождь и растрепал кусты на берегу…

Задыхаясь, Яшка бежал к реке. Его клевали холодные капли дождя. На берегу он заметался — кидался то туда, то сюда, но жеребёнка нигде не было. Тёмная вода бурлила, сверкающие струи звенели, как молоко о подойник. Под низким небом озарялись тростники. И вдруг в одной из вспышек возникли силуэты взрослых коней. Может быть, там, среди них, и был Воронок?

Оставаться и ждать Яшка больше не мог. Он бросился в кипящую речку и рывками поплыл. Всё ближе и ближе! Ещё издали он угадал длинноногую фигурку. Воронок жался к Найде, поводил ушами и неторопливо оглядывался вокруг. Яшка выбрался на берег и устало побрёл к тростникам.

Между тем небо стало яснеть. Над рекою, прошивая небо цветастым узором, поднималась радуга. И тогда вдруг с радуги, как с горы, скатился Николай. Он гарцевал на гнедом жеребце, молча разглядывал Яшку и льнувшего к нему Воронка. Так ничего и не поняв, он вытащил из кармана сигарету.

— Слушай, помощник, откуда здесь жеребёнок?

— А ты сам спроси у него, — усмехнулся Яшка.

Николай задумчиво осмотрел Воронка.

— Ладно, пускай остаётся в табуне.

— Ясное дело, не гнать же обратно.

Как был, в одежде, Яшка переплыл на другой берег и долго стоял на пригорке, глядя на коней в тростниках, где мелькал жеребёнок. Речка, ещё недавно сердитая и тёмная, сейчас покорно плавилась на солнце и ласкалась к притихшим камышам.

Как же Воронок оказался на том, другом берегу? Я бы и сам хотел узнать, но об этом могли бы рассказать только летний дождь, неугомонная речка и шелестящий камыш.

Полуночница

Когда отец уехал в соседний район, Нюрке объяснили, что там не хватает рабочих и без него не смогут убрать урожай. Но только Нюрка жить тоже не могла без отца. Он ей нужен каждый день — мяч ли выудить из колодца, прыгалку с яблони достать, а то и просто у него на руках полетать, как на самолёте, — мало ли для чего! А тут у целлулоидной куклы отлетела рука, Нюрка ходила за матерью и приставала:

— Напиши ему, чтобы скорее приехал, Ляльке руку надо приладить.

— Я ему сейчас не командир, — отвечала мать. — А Ляльку такую ещё больше будешь жалеть.

Очень плохо было без отца, а тут пришла и другая беда. Как-то под утро сквозь сон услышала Нюрка чьи-то слова во дворе:

— Как же я одну её оставлю, Егор Иванович? Войди в моё положение.

А ты, Настя, в их положение войди — горят! Пропадает урожай!

— Да и забыла я всё. Как дочка родилась, считай, руля не держала в руках.

Нюрка толком не разобралась: кто и в чьё положение должен войти? У кого дочка родилась? О чём это дядя Егор толкует? Кто горит? Повернулась на другой бок, поспала ещё немного и вдруг испуганно открыла глаза: мать сидела рядом и гладила ей волосы.

— Доченька, я на стан уезжаю, — виновато улыбнулась она. — Поживёшь у тёти Даши. Я ненадолго — как уберёмся, так и вернусь.

Нюрка бросилась матери на шею и стала обнимать её изо всех сил, будто прощалась с ней навсегда. Мать отняла её, горячую, от себя и поставила на пол.

— Одевайся скорее и к тёте Даше беги. Она тебе пирожков с яблоками напекла.

У Нюрки зачесались глаза. Она вспомнила про отца, про хорошую жизнь, когда все были вместе, и разревелась. Полкан услышал её на соседнем дворе и залаял.

— Вот тебе раз! — огорчилась Настя и прижала дочку к себе. — Не одна ты остаёшься, тётя Даша с тобой.

— У-у-у! — гудела Нюрка, отталкивая мать.

— И Полкан тебя ждёт. Слышишь, зовёт?

— А-а-а! А-а-а! — разливалась Нюрка, захлёбываясь от слёз.

— Субботку будешь из стада встречать…

— У-у-у!

Нюрка так завелась, что не могла остановиться. Непонятно, откуда только слёзы брались.

— Ну, будет сырость разводить! — сказала мать. — Не маленькая!

В это время с улицы послышался автомобильный гудок.

— Сейчас! Иду, иду!

Настя чмокнула дочку в раскисший нос и убежала на улицу, где её поджидала машина. Нюрка сразу перестала плакать — чего слёзы лить, когда мамки нет! — подхватила однорукую Ляльку и побежала к тёте Даше есть сладкие пирожки. У калитки её встретил Полкан и увязался за нею в дом.

— А где пирожки? — спросила Нюрка с порога.

— Умоешься, тогда и садись.

— А Ляльке дашь пирожок?

— Обязательно.

— А какой? Большой или маленький?

— Маленького хватит.

— А Полкану дадим?

— Отчего же нет?