– Конечно, боевой полк подвести – от этого отряда мокрое место останется. В такой отряд даже кто хотел бы не пойдет: дела не будет, а беды посля до конца жизни не расхлебаешься.
Старики и почетные люди станицы пришли последними. Они скучковались у крыльца правления и, казалось, не обращали внимания на то, что происходит на майдане. Как только доложили, что старики прибыли, Назаров вышел на крыльцо в окружении своей свиты – Сухаревского, Попова, Севякова, Раденкова, войскового старшины Бударина, Шелковича.
Толпа на майдане притихла, взоры устремились на стоящего чуть впереди других Назарова. Высокий, сухопарый, с угловатыми плечами, серая черкеска с серебряными газырями. На боку – новенькая, коричневого хрома, кобура с модным бельгийским браунингом.
Назаров снял с головы папаху и низко поклонился. Потом резко тряхнул густым вьющимся русым чубом и уложил его растопыренными пальцами.
– Низкий поклон вам, дорогие мои земляки-станичники, привез я из Крыма от родычан, другов и товарищей ваших! – Его резкий, сильный голос охватил всю площадь и отразился в толпе глухим гулом. – Господа казаки! – продолжал горячо Назаров. – Надвигаются события, которые приведут народы Дона, Кубани, Терека и Астрахани к образованию самостоятельной Северо-Кавказской республики. Казачьим областям будет предоставлена широкая местная автономия с самостоятельным политическим и экономическим управлением.
Он сделал паузу и в ожидании взрыва ликования окинул взглядом толпу людей, молча смотрящих в его глаза. «Мои слова не проникли в их сознание, не поняты. Надо говорить не в государственном масштабе, а о том, что их сейчас заботит. Но сначала стоит припугнуть».
– Вы, дорогие станичники, в ближайшее время станете свидетелями грандиозного наступления войск генерала Врангеля на всех фронтах и долгожданного освобождения казачьих областей… Я призываю вас, господа казаки, дорогие станичники, встать под знамена, которые поведут вас в последний победный поход за установление образа жизни, к коему веками тянулись души народные.
Назаров почувствовал, что слова его все так же падают в пустоту. Он посмотрел на Шелковича и неожиданно для себя сказал:
– Сейчас выступит представитель правительственного сената Дмитрий Петрович Шелкович.
В глазах осваговца вспыхнул гордый огонек. Он приосанился, вскинул руки вверх и широко развел их, будто этим жестом распахнул свою душу.
– Люди православной земли донской! Волею главнокомандующего войсками юга России, вождя нашего и правителя, сенат разработал земельную реформу, в соответствии с которой помещичье землевладение ликвидируется и земля отдается народу…
«Земля отдается народу!»– эхом прокатилось по толпе, и она зашевелилась, загалдела, засудачила на разные голоса. Многие начали пробираться поближе к крыльцу. Какой-то тощий казак, о которых говорят: «И в чем только душа его держится», подошел вплотную к крыльцу, снял фуражку и спросил:
– Ежели так, господин правительственный сенатор, – спасибочко вам. А то мы думали – отымать у нас землю будуть. Значит, господин Врангель перейшов на сторону красных?.. – Не замечая свирепого взгляда Шелковича, казак продолжал – Я так думаю, што коли он супротив помещиков и прочих, то, слава те господи, наступит наконец великое замирание, а опосля…
– Перестань, Щипок, языком ляскать, – оборвал его стоящий рядом Кодар. – Дай послухать, што нам скажуть.
Видно было, что сообщение Шелковича не на шутку встревожило дородного казака.
– Вот вы, господин представитель, не могли бы нам объяснить? У меня, конечно, не то чтобы много, но землица есть, и другим хозяйством бог не обидел, так, значит, у меня все это по тому закону отымуть?
– Нет, что вы. Новый земельный закон отдает землю не всему народу вообще, а передает и закрепляет ее за каждым отдельным хозяином. И эта земля становится его собственностью за незначительный выкуп, который равняется одной пятой среднего урожая, выплачиваемого в течение двадцати пяти лет.
– А-а, – удовлетворенно протянул Кодар, – так-то оно куда ни шло, крепкий хозяин – опора государству.
– Э-э, – протянул разочарованно Щипок, – землю под выкуп не каждый возьмет, а мне и думать о том заказано. Жила тонка. А как же с теми наделами, што мы теперича получили, отымать будете али как?
Шелкович громко, чтобы все слышали, повторил вопрос казака и ответил:
– Отнимают, господин казак, то, что является собственностью, а вам Советской властью земля дана не в собственность, а во временное пользование.
– Как это так – во временное? На вечное.
– А ну-ка попробуй свой клочок земли продать кому-нибудь, разрешат это сделать? Не разрешат, потому что вся земля остается собственностью государства. Скоро большевики начнут создавать коммуны, а частное землепользование будут ликвидировать. Вас это устраивает? – спросил Шелкович и сам же ответил – Нет, не устраивает. Потому что казак без земли все равно, что хата без крыши. Казак без земли – не казак.
– Хм, выходит, у нас в станице все хаты без крыши, а казаков, што у сучки сосков: раз, два – и обчелся, – пробурчал Щипок.
– Брось дурковать, – зло цыкнул Кодар.