Последний крестовый поход

Толстяк некоторое время молчал, собираясь с мыслями.

– Тот незнакомец внушает ужас, – прошептал слуга. – Не знаю, как это объяснить… Но я трижды проклинал себя за то, что согласился на это поручение.

– Где ты встречался с ним? – спросил визирь, опускаясь на стул.

– У заброшенной башни неподалеку от Эдирне.

– Та, что на перекрестке? – По спине Халиля пробежал холодок. Это действительно было зловещее место, и ни один суеверный человек в здравом уме туда не сунется, если, конечно, он не желает умереть самой ужасной смертью.

– Да, – ответил Ахмет. – Мы встретились возле башни, и этот человек передал мне письмо.

– Как он выглядел?

– Он был в капюшоне, я не разглядел его лица.

– А письмо? Что было в нем, ты знаешь?

– Как можно! – возмутился слуга. – Я передал его лично в руки господину. Но… Только он не захотел его вскрывать. Бросил на стол и приказал мне убираться прочь.

Халиль задумался. История, рассказанная Ахметом, больше походила на плод его воображения, ибо страх делает человека словоохотливым. Но что, если это правда?

– Предположим, что ты не лжешь, – произнес визирь. – Но почему я должен тебе верить?

– Вы можете увидеть все собственными глазами. Скоро я снова отправлюсь к башне, чтобы передать ответное послание.

Визирь взглянул на Исхака – тот был явно недоволен такой идеей, но Халилем уже овладело любопытство. Он снял кинжал с весов, и на этот раз чаша с медной фигуркой устремилась вниз.

– Если ты лжешь, знай, что вся твоя семья умрет. – Халиль провел безымянным пальцем по лезвию кинжала. – Когда произойдет встреча?

– Скоро, – сглотнув, пролепетал слуга. – Я найду способ, чтобы сообщить.

– Хорошо. Уходи и никому ни слова.

Ахмет, рассыпаясь в благодарности, выполз из комнаты. Исхак с омерзением прикрыл за ним дверь.

– Вы действительно доверяете этому червяку? – спросил он у визиря. – А если это ловушка?

– Значит, надо подготовиться к любым неожиданностям, – ответил Халиль. – Вызови ко мне Ибрагима.

* * *

Неизвестно, как долго повелитель османов вынашивал идею отречения от престола в пользу своего сына, но, судя по всему, отказываться от нее он не собирался. Для Халиля эта новость стала ударом. Визирь вообще не любил перемен, а теперь его мир перевернулся с ног на голову, и будущее, в которое ранее он мог смотреть с уверенностью, стало теряться в густом тумане неопределенности.

Тот памятный разговор султан повелел хранить в строжайшей тайне, и отныне только четверо знали, что в государстве грядут серьезные перемены. Несмотря на огромную власть и могущество, Халиль, Заганос и Шехабеддин имели все основания беспокоиться за свое будущее, Однако закаленные в долгой и изнурительной закулисной борьбе, они не желали уступать друг другу. Каждый из троих понимал, что их положение при новом государе будет целиком зависеть от того, кто сумеет оказать на Мехмеда наибольшее влияние и заслужить его доверие.

Шехабеддин и Заганос принялись за эту работу со всем возможным усердием. С первых же дней они принялись внушать молодому наследнику идею, что завоеванная священной кровью воинов-гази45 Османская империя ныне беззащитна против враждебных ей христианских государств. Всю вину за такое положение дел они возлагали на Халиля, которого обвиняли в продажности и малодушии.

Вскоре Халиль и сам смог оценить результаты кропотливой работы своих соперников.

Произошло это следующим образом. Как следует изучив Коран, а также книги, которыми благосклонно снабжал его Ахмед Курани, Мехмед стал живо интересоваться внешней политикой, и тогда визирь взялся обучать его основам дипломатии. Принц не пропускал ни одного слова, а по окончании занятий всегда задавал множество вопросов.

Однажды Халиль заметил, как Мехмед трудится над развернутой перед ним картой. Окуная гусиное перо в чернила, он обводил отдельные ее области и делал какие-то пометки внизу пергамента. Визирь крайне заинтересовался этой работой и спросил своего ученика, что же он делает.

– Я не могу понять, Халиль, – ответил принц, поднимая глаза на сановника. – Мой отец и учителя говорили мне, что Аллах всемогущ и что миссия османов – распространять его учение по всей земле.

– Это так, – согласился с ним визирь.

– Тогда скажи мне, почему неверные до сих пор не склонились перед нами? Почему их армии по-прежнему вторгаются в земли моего отца, а его собственные подданные восстают против своего господина? Почему нельзя разом положить конец всему этому?

Халиль ласково улыбнулся.

– Как же ты думаешь это сделать? – поинтересовался он, присаживаясь рядом с принцем.

Мехмед нахмурил брови и твердо произнес:

– Если враг извлекает меч из ножен, значит, нужно нанести удар первым. Не следует щадить тех, кто восстает против нашей власти и нашей веры, ведь страх – лучшее предупреждение любых враждебных выступлений.

«Дерзкие слова для мальчишки», – подумал визирь. И тем не менее к словам наследника он отнесся благосклонно. Халиль понимал, что юношам свойственна крайность во всем, ведь и сам великий визирь, будучи ребенком, имел совершенно другие представления о мире, в котором теперь он играл столь значимую роль.