Я оставил покои Феодора со смешанными чувствами. Этот человек, который всю жизнь тянулся скорее к книгам, нежели к мечу, более других своих братьев напоминал мне Мануила. Как и его отец, Феодор был наделен несомненными талантами и, безусловно, мог принести пользу своей стране. Однако бывший деспот Мореи был крайне непредсказуем в своих делах и поступках.
Кроме того, Феодор был чрезвычайно внушаемой личностью и целиком подпал под влияние своего окружения, в основном состоявшего из поэтов и философов, то есть людей мысли и слова, нежели действия. Он слишком глубоко уверовал в идеалы, которые создавало его воображение, и жил в каком-то своем придуманном мире, имеющем мало общего с реальностью. Однако стоило признать, сейчас Феодор действительно оставался наиболее вероятным претендентом на престол, ведь именно за ним стояла большая часть столичной знати.
– Куда это ты так спешишь, Георгий? – услышал я голос позади себя и обернулся.
С другого конца дворцовой галереи ко мне приближались двое мужчин. Первый, который и окликнул меня, был одет в дорогой, расшитый золотыми узорами хитон – непозволительная роскошь по нынешним временам. Однако Лука Нотарас мог себе это позволить. Он происходил из очень влиятельной семьи, был женат на родственнице самого императора, а недавно получил титул месазона44
. О его несметных богатствах ходили легенды, говорили даже, что свой высокий титул Нотарас получил в обмен на прощение ссуд, которые он предоставил императорской казне. Многие недолюбливали месазона за его надменность и высокомерие, но скрывали свои чувства, поскольку Нотарас славился своей безжалостностью и давно создал себе репутацию человека решительного и опасного.Спутник Нотараса был облачен в белоснежную мантию государственного мужа и глядел на меня с привычной суровостью, свойственной верховным служителям закона. Его запавшие под густыми бровями глаза блестели, словно у коршуна в предвкушении долгожданной добычи.
Этим человеком был Георгий Куртесий, государственный судья и бывший секретарь императора. Как и его спутник, он происходил из богатой и знатной семьи, сделал блестящую карьеру на государственной службе, и кто знает, что ждало его впереди, если бы не дружба с Марком Эфесским, которую он завел сразу после возвращения из Флоренции, где было подписано соглашение об унии. Когда-то он рьяно ратовал за союз христианских церквей, однако после знакомства с Марком взгляды Георгия резко переменились, и теперь он превратился в непримиримого борца за сохранение православной веры. В этом деле он пошел даже дальше своего учителя, и его полные гнева проповеди собирали ничуть не меньше народу, чем проповеди самого Марка.
Именно Георгия я видел сегодня во главе городской бедноты. Он знал, как управлять толпой, и умело применял свои знания для борьбы с противниками. После его обличительных речей многие чиновники боялись появляться на улицах, а латинские священники обзаводились надежной охраной для передвижения по городу.
Этих абсолютно непохожих по характеру людей объединяла общая цель – изгнание венецианцев из города и отказ от унии с Римом. Именно таких сейчас и собирал вокруг себя Феодор.
– У вас какое-то дело к царевичу? – спросил я после короткого приветствия.
– Да. Феодор желал нас видеть, – ответил Нотарас. – Ты, я смотрю, тоже удостоился такой милости. О чем же шла ваша беседа?
– Ни о чем существенном, – солгал я с самым непринужденным видом. – Я получил приказ собираться в дорогу. Вскоре мы отправляемся в Селимврию – новые владения царевича.
– Ты полагаешь, что эта поездка состоится? – многозначительно поинтересовался Нотарас.
Его тон мне не понравился.
– Что же может ей помешать? – нахмурил брови я.
– Здоровье нашего императора вызывает серьезные опасения, – вздохнул месазон. – Полагаю, что Феодору было бы лучше задержаться в столице.
– Это будем решать не мы с тобой, – холодно ответил я.
– Что же, ты прав, – дружелюбно улыбнулся Нотарас, резко переменив тему. – Как поживает Константин? Я слышал, он готовится к войне с султаном.
– О его планах мне неизвестно, – коротко ответил я. – Но следует готовиться ко всему.
– Стоит ли ссориться с турками, когда смертельная беда нависла над нашим государством? – вмешался в разговор Куртесий. – Не лучше ли попытаться пойти на сближение с неверными, дабы их гнев был направлен против тех, кто много лет стравливал нас между собой?
Слова, произнесенные Григорием, мне уже доводилось слышать сегодня на площади, и я поспешил возразить.
– Ты ведь знаешь, что Константинополь торчит словно кость в горле у султана! Без помощи запада мы обречены на вечное османское иго. К сожалению, сейчас у нас нет возможности выбирать себе друзей!
Выслушав меня, Куртесий мрачно покачал головой.